Значит, молодой Дональд О'Лэйри не смог воспользоваться возможностью отвалить от этих фениев и убраться из Дублина. Наивностью было полагать, что он воспользуется. Конечно, это было проявлением сентиментальности Шэррика по отношению к этому парню, которого он и видел-то раз в жизни, хотя тот ему и понравился.
– Что это за парень? – спросил Шэррик.
– Откуда мне это знать, господин? Я только передаю вам слова председателя. Только к чему мне его знать, парня этого? Мне и вас-то знать ни к чему.
– А если ты не знаешь, о ком мы должны с тобой говорить, как я могу тебе ответить?
– А вы просто скажите мне ответ на вопрос председателя и все дела, господин. Как это все произошло?
– Мне следует подумать, что тут сказать, – не спеша ответил Шэррик. Он хотел выиграть время. – Здесь не один вопрос, а целых два, а может, и три. Кто этот парень? Что за записку он получил? И с какой стати председатель думает, что это я ее посылал?
Тем временем ветер менялся. Становилось теплее. Казалось, и кокни это тоже заметил.
– Ветер меняется, – пробормотал он. – В одну секунду переменился. Что за погода?
– Ужасная погода, ты прав, парень.
– Председатель доверял вам. Долгие годы доверял, а теперь он понять не может, что к чему.
– Председатель сам решит, кому он должен доверять, а кому – нет, – миролюбиво сказал Шеррик. – Но, что до меня, то я и зла не желал и не желаю. Я им, кроме добра, ничего не делал.
– Какой мне ответ председателю нести, господин?
Кокни стало надоедать жонглирование словами, он был уже готов признать свое поражение в этой словесной дуэли.
– Так вот, у меня в ответ на его один вопрос сразу моих три: вот и все, что я могу тебе сказать. Так им и передай. Хотя есть и еще кое-что.
Лицо человека было едва различимо, но неудовольствие в его голосе Шэррик расслышал отчетливо.
– Вопросы ваши, господин, их не устроят. Им ответы подавай. – Потом, поняв, что ничего этим не добьется, все-таки решил спросить напоследок: – А что еще вы имели в виду?
– А, так себе, ерунда. Ничего особенного. Только передай этому председателю, что я всегда предпочитал работать в одиночку, – негромко произнес Шэррик. – Это значит – не в организации, можешь так и сказать. Это и их, и меня устраивало. А если сейчас им захотелось, чтобы все было по-другому, то тогда, значит, мы расстанемся.
19
Сан-Хуан, 15 июля 1898 года
Четверг, 9 часов вечера
Окно номера Бэт в Посада де Сан-Хуан Баутиста смотрело на обшарпанный внутренний дворик, выходивший на улицу. Светила полная луна и она могла хорошо видеть Майкла.
С Майклом они не разговаривали вот уже пять дней. Несколько раз она видела его проходившим у нее под окнами, но за все это время он ни разу не взглянул на них и не заходил к ней. Тилли докладывала ей, что он постоянно куда-то ходил и даже не всегда обедал в гостинице. Но, несмотря на это, Бэт предпочитала завтракать, обедать и ужинать у себя в комнате, чтобы случаем не столкнуться с ним в столовой гостиницы. Сегодня вечером он отобедал довольно рано в гостинице или где-нибудь еще – этого Бэт не знала. Теперь он сидел под пальмой и курил сигару.
Вид у него был задумчивый и довольно печальный. Она долго наблюдала за ним, пытаясь угадать причину такого его настроения и выработать какую-то тактику по отношению к нему и линию поведения. Бэт все время задавала себе вопрос, как ей с ним себя вести с той самой их ссоры в субботу. Конечно, она могла быть и нежной, и мягкой и не донимать его расспросами, словом, играть предписанную правилами, обычаями и этикетом женскую роль, к которой была приучена. Она вполне могла подойти к нему сейчас, извиниться и сказать, что была не права, умолять его о прощении. И Бэт знала, что он бы простил ее. Майкл мог быть очень жестким, непреклонным, но не с ней, такого почти никогда не случалось. Не было бы по-другому и в этот вечер. Она уже достаточно хорошо знала этого человека, чтобы предугадать или просто чувствовать его настроение. Подойди она к нему, он обнял бы ее, они незаметно пробрались бы в его комнату, и они любили бы друг друга. А после этого осталось все как и прежде. Эта проблема встала перед ней со всей неотвратимостью, со всей жестокостью, когда она призвала на помощь не свои эмоции, а логику.
За почти три недели с тех пор, как она прибыла на остров Пуэрто-Рико и бросилась ему на шею, Майкл не раз делал неясные намеки. Нет, это даже были не намеки, скорее он что-то недоговаривал, умалчивал, но это молчание говорило ей больше, чем слова. Ни разу он не завел речь о будущем. А не говорил он об этом потому, что в будущем, для Бэт, места не предусматривалось.
Бэт наивно полагала, что Майкл будет вне себя от радости, когда она рассталась с Тимом и заявила о своей готовности на всю жизнь оставаться с ним. Разве не он повторял ей без конца, что обожает ее, что не может представить свою жизнь без нее, как страстно он жаждет, чтобы она принадлежала ему одному? Да, повторял. Но это было тогда, в их той, другой жизни, там, в Лондоне, в период их тайных встреч, эта таинственность и сводила его с ума. Она понимала это лишь теперь, задним числом, как все изменилось, когда речь зашла о том, что ему предстоит уехать по делу далеко и надолго. А за все время, которое она была здесь, рядом с ним, он и словом не обмолвился о будущем.
Теперь, когда она удосужилась, наконец, внимательно рассмотреть сегодняшнюю ситуацию, ей стало абсолютно ясно, что Майкл не желал ее как явление постоянное. Чем бы он здесь ни занимался, каковы бы ни были его планы, места для Бэт в них не было отведено? Почему – на этот вопрос она не могла найти ответа, сколько бы ни билась над этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170