– Да нет, я собиралась тебе рассказать об этом. Просто думаю, все ли ты поймешь?
– Давай попытаемся, – тихо сказал Майкл.
В нем росло беспокойство. Он понимал, что это беспокойство не имело под собой никакой почвы, не о чем ему было сейчас беспокоиться. Но он хорошо представлял себе Бэт, прогуливающуюся по Сан-Хуану в одиночестве, привлекавшую внимание, сующую свой очаровательный носик куда не следует.
– Расскажи мне, как все было, – холодно сказал он.
– Понятно. Ты на меня сердишься.
– Нет, разумеется, я на тебя не сержусь.
– Не нет, а да – ты на меня злишься.
– Бэт! Ради Христа! Извини меня, прошу прощения за свои слова. Но ты иногда бываешь несносна.
– Буду стараться такой не быть. – Она помолчала.
Потом решилась.
– Мистер Роза и я рассуждали об иудаизме. Он – сын Израиля, ты знаешь об этом?
– Еврей, – поправил Майкл. – Все эти эвфемизмы – слегка прикрытые оскорбления. Он – еврей, это просто и ясно. Да, я знаю об этом.
– Ведь твоя мать тоже еврейка, нет?
– Да. Мои бабушка и дедушка – родители Лилы были евреи. Хорошо. А к чему все эти выяснения?
– Майкл, ты устал, раздражен. Не следовало мне заводить этот разговор сейчас.
Он действительно очень устал. Из Понсе вернулся вчера к вечеру с твердым намерением как можно скорее увидеться с Нурьей. Но вначале следовало убедиться, что и с Бэт было все в порядке, затем выкупаться и сменить одежду. Но когда он пришел в гостиницу, там его ждали записки: одна от епископа, другая – от Люса. Оба этих человека желали видеть его по срочному делу. Он выкинул из головы Нурью, а Бэт заявил, что они встретятся только утром. Его Преподобие тоже потерпит. А вот Люса выпускать из-под контроля не следовало, он вполне мог запаниковать и наделать глупостей, Майкл решил встретиться с ним.
Весь вечер, несмотря на усталость, он просидел у Люса в его квартире над банком, рассказывая о своей поездке. Ему удалось не только рассеять его всевозможные страхи, но и заставить Люса чуть ли не плясать от радости по поводу удачного исхода дел, и восторгаться тем, как ловко Майкл обтяпал эту сделку. Они говорили о том, какие они теперь богатые. Во всяком случае, Майкл. Да и Люсу должно было хватить на беззаботную старость.
Перед уходом Майкл заплатил ему эквивалент в песетах на сумму пятнадцать тысяч фунтов. В счет причитающейся суммы. А остальные деньги – всего Майкл пообещал ему заплатить восемьдесят три тысячи фунтов стерлингов – Люс должен был получить после того, как миллион будет переведен от Кауттса.
А переведен он будет либо, когда на горе рак свистнет, либо после дождичка в четверг, ухмыльнулся про себя Майкл, представив себе переполох, царящий сейчас в Лондоне.
Но в эту минуту Майкл не думал о Люсе. Он вспомнил о нем лишь как об источнике своей усталости. Он взглянул на Бэт.
– Может быть это и правда не горит, но раз ты уж начала, то договаривай.
– Хорошо, Майкл, я и правда сейчас понять не могу, как это я не догадалась сама? Ведь каждому известно, что Мендоза… – она замолчала.
Не было необходимости переспрашивать, все и так было ясно, но он все-таки спросил ее:
– Что Мендоза?
– Они тоже евреи. Во всяком случае, были, пока лорд Уэстлэйк не перешел в христианство.
– Некоторые из них и до сих пор ими остаются.
Майкл говорил это спокойным ровным голосом, стараясь ничем не выдавать кипевшую в нем злость, причем ему было за эту злость стыдно. Почему эта тема вызывала в нем такое раздражение?
– У меня среди Мендоза есть двоюродные братья, которые и не думают переходить в христианство.
– Я думаю, что Джемми и Генри и мой свекор изображают из себя христиан. И Тим тоже.
– Я что-то не понимаю. Ты имеешь в виду, что втайне они остаются евреями? В тайниках души, если можно так выразиться.
– Нет, не это. Они евреями не остаются. Это все обман, основанный на голом расчете. Все Мендоза, которых я знаю, ни в кого и ни во что, кроме себя, не верят.
– Включая и меня?
– Еще не знаю, – прошептала она. – Именно это я и хочу выяснить, но сейчас пока не знаю.
Он больше не мог этого терпеть. Частица того бешенства, которое он испытывал, была изложена в словах.
– А почему ты никогда не спросила об этом у меня самого, а предпочла обсуждать семейные дела с посторонним человеком?
– Я не могла спросить у тебя.
– Что значит «не могла»?
– Это значит, что я знала твою реакцию, знала, что ты будешь реагировать… Вот точно так же, как и сейчас реагируешь. Я знала, что тебя это взбесит, но ты будешь делать вид, что со всем соглашаешься. Ты – закрытый человек, Майкл Кэррен. Ты можешь быть открытым, я один раз почувствовала это, когда мы… когда мы были в постели, – она буквально выдохнула последние слова и мгновенно залилась краской.
– Знаешь, ты права, я действительно считаю, что не все следует обсуждать, – процедил он. – Но, коль скоро ты решила забраться в эти дебри, то тебе придется выслушать и другую часть этой истории. В Кордове дело обстояло несколько по-иному. Мои предки в Испании были христианами на протяжении нескольких веков. Во всяком случае, начиная с возникновения инквизиции. А может быть и раньше. Когда я появился на свет, меня крестили по римско-католическому обряду. Так решили они.
– Это не имеет значения, – она говорила очень эмоционально, стараясь объяснить ему, заставить его понять, что ее истинные намерения продиктованы любовью к нему и только ею. – Не имеет значения, кем был твой отец, происхождение определяется по матери. Мистер Роза мне рассказал об этом.
– Проклятье! – на сей раз он не извинялся за свои языковые вольности. – Ты не обидишься, если я задам тебе один вопрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170