Мы оба некоторое время неловко смотрели друг на друга, а потом я обняла его. Филип наблюдал за нами, улыбаясь.
– Ты промок до костей, – сказала я, высвобождаясь и отряхивая ладони.
– Я попал под дождь на окраине Вирджиния-Бич.
– Но как ты добрался сюда?
– Всю дорогу ловил попутки. Я стал большим мастером в этом деле, – он повернулся к Филипу.
– Но как… почему? – визжала я, не в состоянии умерить свою радость.
– Я сбежал. Не мог больше этого терпеть. Я направляюсь в Джорджию, чтобы найти наших… найти моих родственников и жить с ними. Но подумал, что должен остановиться здесь и повидать тебя еще раз.
– Один из ребят пришел в отель и разыскал меня, – объяснил Филип. – Он сказал, что кто-то из «Эмерсон Пибоди» хочет видеть меня. Я не мог и представить, кто это.
– Я подумал, что должен добраться до Филипа и попросит его найти тебя. Я не хотел принимать никаких предложений, я не вернусь обратно, – твердо заявил он, развернув плечи.
– Я сказал ему, что он может остаться здесь на несколько дней, спрятавшись в убежище, – сказал Филип. – А мы достанем ему еду, теплую одежду и немного денег.
– Но, Джимми, они не заявятся за тобой?
– Меня не тревожит, если они будут искать, но думаю, что вряд ли. Никого там это по-настоящему не волнует, – глаза его стали маленькими, решительными и полными гнева. – Я не знал, когда мы с тобой снова увидимся, Дон. Я должен был приехать сюда, – сказал он.
Мы с такой теплотой смотрели друг на друга, в этом взгляде я видела все наши счастливые времена, когда мы были вместе, и внутри меня все согрелось. Неожиданно я почувствовала себя в большей безопасности здесь, в Катлер Коув.
– Я пойду обратно в отель и проберусь на кухню, чтобы достать ему чего-нибудь поесть, – сказал Филип. – Я принесу ему сухую одежду и полотенце. Мы сейчас должны быть очень осторожны, чтобы никто не обнаружил его, – подчеркнул Филип. Он повернулся к Джимми. – Моя бабушка разнесет все в клочья. Не вылезай никуда, не проверив тщательно, что вокруг никого нет, о'кей?
Джимми кивнул.
– Мне нужно пятнадцать минут, чтобы раздобыть еду и одежду, – Филип поспешил прочь.
– Тебе бы лучше снять мокрую одежду, Джимми, – посоветовала я. Все было так, словно мы никогда и не расставались, и я все еще по-прежнему приглядывала за ним.
Он кивнул и стянул свою рубашку. Его мокрая кожа блестела. За это короткое время, что мы не виделись, он изменился – стал старше, крупнее, с раздавшимися плечами и еще более мощными руками. Я взяла его рубашку и повесила ее на стул, он снял свои промокшие кроссовки и носки.
– Расскажи мне, Джимми, что произошло с тобой после того, как нас доставили в полицейский участок. Ты что-нибудь знаешь о Ферн?
– Нет, я никогда не видел ее после того, как нас приволокли в участок. Они забрали меня в «дом содержания», где и другие ребята ждут, когда их заберут в какие-то приемные дома. Некоторые были старше, но большинство было моложе меня. Мы спали на походных койках, не больше и не лучше, чем эта. Нас разместили по четверо в комнате. Один маленький мальчик хныкал всю ночь. Другие все время орали на него, чтобы он замолчал, но он от этого только пугался. Я ввязался в драку с ними, потому что они не переставали терроризировать ребенка.
– Меня это не удивляет, – улыбнулась я.
– Понимаешь, обижая его, они чувствовали себя очень «крутыми», – сказал он сердито. – В общем, одно за другим, и в конце-концов меня перевели спать в цокольное помещение. Там был грязный пол, множество клопов и даже крыс. На следующий день мне сказали, что они уже нашли дом для меня. Я думаю, они решили избавиться от меня первым. Все остальные очень ревновали, но это только потому, что они не знали, куда меня отсылают. Я попал в дом Лео Кунса, у которого была куриная ферма. Он был плотный, ворчливый мужчина с лицом бульдога и со шрамом через весь лоб, будто его ударили топором. Его жена была в половину его, и он обращался с нею, как с ребенком. У них было две дочери. Это его жена воодушевила меня на побег. Ее звали Берайл, и я не мог поверить, что ей всего лишь тридцать с чем-то. У нее были седые волосы, и она выглядела как огрызок карандаша. Что бы она ни делала, Кунсу не нравилось. В доме никогда не было прибрано, еда никогда не была вкусной. Брюзжание, брюзжание, брюзжание… У меня была хорошая комната, но он пришел в «дом содержания» за подростком-приемышем, чтобы сделать его рабом. Первым делом он показал мне, как собирать яйца, и заставлял меня вставать до рассвета, чтобы работать вместе с его дочерями. Они были старше меня, но обе были тощими, как чучела, и у обеих были большие, печальные темные глаза, которые напоминали мне глаза напуганных щенков.
Кунс перебрасывает меня с одной работы на другую – разгребать птичий помет, таскать корм. Мы начинали работать до восхода солнца и заканчивали после заката.
Сначала я был так подавлен, что не понимал, что произошло со мной, но через некоторое время мне так надоела эта работа. Кунс все время орал сделать то, сделать это…
Но все решило, я думаю, то, что однажды вечером он ударил меня. Он что-то ворчал относительно ужина, а я сказал, что ужин хороший, слишком хороший для него. Он ударил меня так сильно, что я свалился со стула.
Я хотел кинуться и ударить его, но, Дон, этот мужик такой большой и такой твердый, словно сложен из кирпичей. Позже в этот вечер Берайл пришла ко мне и сказала, что лучшее, что я могу сделать для себя, это бежать, как делали все другие. Он, оказывается, это делал и раньше – брал приемыша-мальчишку и заставлял его работать, пока тот не сбегал. Он никогда не заботился, чтобы привести его обратно домой, потому что в «доме содержания» всегда много детей и там рады, когда кто-нибудь приходит, чтобы забрать одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107