вся наша команда поместится на этом ясене, смеялась фиона, я — рыжий медиатор, сеющий раздоры, сам того не желая, оскар — самолюбивый орел, йонатан — линялый ястреб, сидящий у орла между глаз, француз и густав — вечно голодные олени с дубовыми кончиками рогов, а бедная надья — коза хейдрун, разумеется!
а кто же тогда дракон, живущий в корнях, спросил я, а дракон — это ты! ну какой же я дракон, я бы еще согласился на бальдра, того парня, что умер от побега омелы, или уж на банку священного меда, но фиона неумолима
она показала мне письмо от йонатана со словами da du ganz undgarverdorben bist — так как ты насквозь испорчена, — и мы снова смеялись, а теперь все умерли, даже йонатан, остались безумная жесткокрылая птица оскар и притихший густав, но они почти не выходят из своих комнат, а я, похоже, вспомнил еще один язык — немецкий, это оттого, что кончились розовые таблетки?
без даты
читать нельзя помиловать
вот что, что делать, если совокупность монологов составляет не хор персидских старейшин никакой, а разговор опустившихся мойр в пыльном углу небосвода, деловито размахивающих пропитанными ницшеанской хлоркой ноздреватыми губками
если жаркий зимний задыхающийся текст распускается, зацепившись за мягкий гвоздь устаревшего желания, и все теперь не то, и на тот же гвоздь персонаж деловито вешает деревянные, натирающие спину крылья: роль посланца астирии ему не по нраву, но напрасное семя пролито, и надо мучить тех, кого надо мучить

From: Dr. Fiona Russell, Trafalgar Hotel,
Trafalgar 35, 28010 Madrid, Spain
For Moras, Golden Tulip Rossini,
Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta
…Продолжаю, не дождавшись твоего ответа, горничная принесла мне запас бумаги и стопку конвертов с картинкой — барочная базилика Сан-Мигель. Это на улице Сан-Хусто, совсем недалеко от моей гостиницы.
Так вот, милый Мо, после потери одного из артефактов мы, натурально, заговорили о судьбе остальных. Видишь ли, коллекция — условная коллекция, так как предметы явно не имели друг к другу никакого отношения, — может стоить немалых денег, если продавать ее с умом и в частные руки. Мне и в голову не приходило сомневаться в честности людей, которым я доверила ее на хранение, ведь наш договор с профессором не обещал никаких недоразумений: он просил дать ему возможность изучить найденное, что бы это ни было — рукопись, оружие, украшения, — после чего я могла ими располагать по своему усмотрению.
Когда после несчастного случая на раскопках полиция вознамерилась осмотреть отель, точнее, номер Оскара и Надьи, профессор собрал нас у себя и настоял на том, чтобы предметы — кстати, спасенные от изъятия не кем иным, как Густавом, правда же, он умница? — были спрятаны до тех пор, пока шум не уляжется. С этим я еще могла согласиться.
После нелепой смерти СаВа, когда напряжение увеличилось и все мы к тому же застряли на острове на неопределенное количество времени, меня стали одолевать сомнения.
Помнишь, я просила тебя взять кое-что на хранение? Ты еще сказал, что твой дом сгорел и в нем нет места даже для тебя самого.
Cacciaballе, бессовестный мальчишка. Поверь, я хотела перепрятать артефакты не потому, что так сильно не доверяла своим друзьям по несчастью. Дело в другом: мною овладело странная, неизъяснимая, настойчивая уверенность — предметы из кладовой Иоанна должны оказаться вместе. Иначе что-то пойдет не так.
Что именно и как понять это не так, я затруднилась бы объяснить и самой себе.
Тогда, в номере у Оскара, я твердо сказала, что вещи принадлежат музею, оплатившему экспедицию, и на мне лежит ответственность за их доставку в целости и сохранности.
— Вещи принадлежат мальтийскому государству! — поправил меня профессор со своей невыносимой улыбочкой. — Вы вскрывали камеру, не имея на руках мало-мальски приличного разрешения. Если же вы будете настаивать на своем праве, доктор Расселл, я сам позвоню инспектору Джеймисону и заявлю о находке с соблюдением всех формальностей. В таком случае артефакты не получит никто — кроме, разумеется, жалкого Национального музея, похожего на местную антикварную лавчонку.
Так и сказал, спокойно попивая свой остывший кофе. Представляешь, как я разозлилась?
Самое противное было то, что, глядя на них, сидящих вокруг заставленного чашками письменного стола, я понимала — все они предадут меня. Даже Густав, который уж точно был на моей стороне, отводил глаза, даже Густав.
Зря ты, кстати, так его невзлюбил. Он очень способный парень и непременно выбьется в люди, если перестанет так переживать по поводу своего восточноевропейского происхождения.
Но продолжим. Ты, конечно же, помнишь наш последний разговор, когда мы поехали на раскопки и битый час бродили там по дну земляной канавы?
Я рассказала тебе про рукопись и сказала, что свойства артефактов, описанные братом Иоанном, остались для меня несколько туманными… единственное, что я помнила из скупых объяснений профессора, — это то, что один из артефактов разрешает поглядеть в глаза ангелу, а второй дает своему владельцу возможность поменять обличье на то, которое он всегда хотел иметь. Понятия не имею, как такая игривая фольклорная идея пришла в голову безрадостному схоласту, но звучит завлекательно.
О.Ф. проговорился мне однажды, что сам толком не знает, какому предмету какое свойство полагается. Более того, он даже не знал, сколько предметов участвует в его мистическом паззле, последнее обстоятельство вызывает у меня скептическую улыбку. Впрочем, теперь, когда я разбираю свои записи в тепле и в безопасности, это классический случай l ' esprit de l ' escalier.
А тогда, на острове, зайдя в открывшуюся нам монастырскую кладовку, которую, вопреки моему прогнозу, так легко оказалось найти, я почувствовала, как восторженные мурашки побежали по ногам — еще бы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99