он не надеялся, что его ученики знают, как пишется «арбитр», но таки ждал правильного написания слова «аэрозоль».– А тебе очень нравится этот парень? – спросил Ной.– Он нормальный. Очень славный. И при деньгах. Но я даже не знаю… Иногда хочется чего-то… поглубже. Поинтеллектуальней, что ли? – Она уставилась на Ноя.– А где ты хочешь учиться? – покровительственно улыбаясь, спросил Ной. Ему хотелось, чтобы разговор принял другой оборот.– Мама хочет, чтобы я поехала в Хэмпширскую академию. Моя тетя там деканом, а дедуля выстроил библиотеку или что-то в этом роде. Но мне придется набрать семьдесят пять процентов…– Ты можешь набрать семьдесят пять процентов.– Да и вообще мне неохота туда ехать. Это будет глупость. Типа поезжай-ка ты туда, детка, там полегче – школа веселенькая, типа того.Заурядный здравый смысл подсказывал Ною, что следует дать Таскани установку на поступление в Хэмпширскую академию, но он этого не сделал. Он не мог представить себе Таскани, катающуюся на санках в Нью-Хэмпшире. Равно как и занятую учебой.Темой дня были аналогии. Ной начал с легкого: НАСЕСТ – КУРИЦА.Она застонала, пробормотала несколько невнятных ругательств и наконец нашлась:– Э… если на курицу насесть… она не станет нестись?Вторая аналогия была: ПУЭБЛО – ИГЛУ.– Что за черт? Я знаю, что такое «иглу», любой дурак знает, это что-то вроде канадского ледового дворца, но с какой стати я должна знать, что такое «пуэбло»? Что это за чепуха такая – пуэбло?– Ты знаешь, вы это проходили в восьмом классе, возможно, когда разбирали коренных американцев…– А, да! Всё. Это где жили черные.– Нет! Не черные. Коренные американцы.– А, да, да, извиняюсь.Они еще несколько минут промучились над этой аналогией. Наконец она объявила:– Ладно, я поняла. Иглу – это канадский ледовый дворец, а пуэбло – это где жили черные.У Ноя не осталось сил возражать. Слишком многое было против него. Между индейцами и афро-американцами не было никакой разницы – по крайней мере не для Таскани. Она, наверное, думала, что в Гарлеме навалом пуэбло и на улицах пляшут индейские шаманы.Он пошел в ванную и там зачарованно смотрел, как убегает вода в слив стеклянной, подсвеченной снизу раковины. Выходя, он наткнулся на доктора Тейер. Судя по ее одежде, она отправлялась работать, хотя она запросто могла нарядиться так на ленч с любой из своих подруг. Психотерапевтические сеансы доктора Тейер представляли собой совместный обед, кофе в какой-нибудь квартире на Мэдисон-авеню и рецепт в качестве десерта.– Ной, – шепнула она, – ну, как она? Хотя бы лучше, чем Дилан?Она сменила макияж и светилась бронзой.– Она! Я все слышу, – крикнула из-за двери Таскани.– Господь с тобой, – крикнула в ответ доктор Тейер, – как у тебя дела?– Чудно! – отозвалась Таскани. Доктор Тейер повернулась к Ною:– Неужели «чудно» ?– Она очень рассудительная девушка, – ответил Ной.– Главное, чтобы она показала лучший результат, чем на пробном экзамене.– Я была с перепоя. Я же тебе говорила, – раздался голос из-за двери.– Она так спокойно говорит «с перепоя», словно меня это совсем не должно волновать.Ной не знал, что сказать; доктор Тейер и впрямь не казалась взволнованной.– И как, ты думаешь, мы должны заниматься, если ты нам мешаешь?Теперь они все трое были у Таскани в комнате.– Сейчас моя очередь пообщаться с Ноем, солнышко. У тебя уже было сорок пять минут.Ной сел рядом с Таскани. В пепельнице с надписью «Оторва» тлели окурки. Они посмотрели на мать, которая, казалось, прочно вросла в дверной проем. Внезапно на нее нахлынуло раздражение. Таскани и Ной – оба были для нее как непослушные дети.– Фуэн! – позвала она. Явилась Фуэн с чайным подносом.– Что ты делаешь, мама! – озлилась Таскани.– Я подумала, что вам с Ноем не помешает освежиться. Чтобы сосредоточиться.– Ты такая странная.– Судя по всему, я очень странная, – покорно подтвердила доктор Тейер.Ной взглянул на поставленный на антикварный стол поднос. Фарфор был тонкий, как бумага, расписан черными лебедями, а ручки такие маленькие, что их можно было ухватить только двумя пальцами. Посреди подноса застыли два унылых кекса.– Ты бываешь невыносима, – сказала Таскани.– Довольно, – слабо отозвалась доктор Тейер и, повернувшись к Ною, проинструктировала: – Главное, убедитесь, что она правильно понимает ваши вопросы.– Мы как раз этим сейчас занимаемся, – ответил Ной.А ты… – Доктор Тейер перевела взгляд на Таскани; помолчала. Похоже было, что она сейчас заплачет. – Ты должна ценить, что на свете есть и другие люди, кроме тебя. Ты ведь не думаешь обо мне, верно?– Не думаю, – сказала Таскани. Голос ее звучал безжизненно.– И над этим тоже поработайте, – скомандовала доктор Тейер.Выдержка покинула Таскани. Глубоко, сердито затянувшись, она сказала:– Я выучила все, что было задано по словарю. Ведь я выучила словарь, Ной?– Она выучила весь словарь, – солгал Ной, – почти весь.– Ну, ты довольна ? – спросила Таскани у матери. Доктор Тейер смерила дочь долгим взглядом, словно оскорбленная ее дерзостью.– Я довольна.И, как-то странно, вопросительно покачивая головой, она скрылась за дверью. С Таскани она вела себя не так, как с Диланом. Она держалась отчужденно, словно оборонялась – а может, сражалась? С собственной дочерью?– Все надоело, – сказала Таскани.– Она заботится о тебе, – сказал Ной, сам не зная, до какой степени он говорит правду.– Чушь. Она просто боится, как она будет из-за меня выглядеть. Все ее клиенты – родители моих знакомых, «мир так тесен!» – и что бы я ни делала, это каким-то боком ее задевает. Так она говорит. Она, наверное, и заботится обо мне только из-за этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102