Слово «уют» к этому месту неприменимо. Стулья здесь такие неудобные, что ты на них отчаянно ерзаешь в попытках найти положение поудобнее, а свет такой яркий, что чувствуешь себя как под софитами и оттого ерзаешь еще сильнее. Столики располагаются на нескольких уровнях, и зал ресторана ужасно смахивает на витрину ювелирного магазина. Свет, отражаясь, отскакивает от блестящих полов, металлических стульев, хромированных перил, окружающих каждый уровень, а потолок сияет ослепительным заревом, которое исходит от огромной люстры-мутанта.
Посетители, все до одного, выглядели настолько изысканно, насколько им позволяла нынешняя мода, подразумевающая отрицание изысканности как таковой. К счастью, я догадалась нацепить свои лучшие бриллианты. К слову сказать, купила я их отнюдь не на Оксфорд-стрит.
Йохан, разумеется, был уже там. Он поднялся мне навстречу, и я вновь поразилась его росту. Рядом с ним я чувствовала себя беззащитной доходягой. Только не путайте меня с героиней дамского романа! Но если рядом с мужчиной становится заметна моя талия (ха! можно подумать, она у меня вообще есть!), то перед таким типом я устоять не в силах.
В такси я недоумевала, о чем мы сможем с ним говорить. Вообще-то меня не каждый день приглашают на столь пафосные рандеву, поэтому я слегка побаивалась предстоящей светской болтовни. Мы с Бартом повстречались на вечеринке – врезались друг в друга на танцполе, оба изрядно поддатые. Протанцевав не больше часа и обменявшись лишь парой слов, мы уже вовсю целовались. Я предпочитаю именно такую тактику: цепляешь парня на вечеринке или в клубе, уединяешься с ним и… Достоинства этого проверенного веками способа бесспорны. Чем больше я распространяюсь о себе, тем труднее сделать первый шаг. И чем больше они распространяются о себе, тем меньше хочется с ними трахаться. Впрочем, может, мне это только кажется.
– Устрица здесь отличный, – заметил Йохан, указывая на меню, – конечно, если ты любить устрица.
– Заставляю себя, – вздохнула я.
– Как это?
– Ну, совесть заставляет меня любить устрицы. Йохан недоуменно смотрел на меня:
– Почему?
– Ну, это так изысканно… Он расхохотался:
– Ты и так изысканна, Джульет, без устрица!
– Неужели? – проворковала я.
Моя рука вдруг показалась мне убогой без шелковой перчатки по локоток и сигареты с бесконечным мундштуком.
– Тогда я позволю себе обойтись без них. Раз уж они не сделают меня краше…
Йохан замотал головой:
– Ты и так прекрасная. Ты могла бы поесть… – он мысленно пошарил в поисках пропавшего слова, – гамбургер, и все равно ты бывать шикарная штучка.
– Ты смущаешь меня, – сказала я, постаравшись не выдать, насколько мне польстили его слова.
– Но это не бывать изысканно, – добавил Йохан, и теперь расхохотались мы оба. Что ж, неплохое начало.
Йохан превосходно задавал тон. Пригласив меня на обед, он, как и следовало, заказал вино и большую часть времени сам отдавал официанту распоряжения. Впрочем, делал он это так естественно, что я не чувствовала себя содержанкой. Голландцы пользуются дурной славой в деле обольщения, поэтому я держалась настороже. Раз уж он решил заплатить за обед, то вполне может и обнаглеть. Но Йохан, словно вознамерившись убедить меня в обратном, продолжал сыпать учтивостями.
Вне всякого сомнения, он был красив, пусть и немного пресноват на мой вкус. Обычно, назначив кому-нибудь свидание чуть ли не вслепую, я опасаюсь, что при встрече не сдержу крика: «О боже! Что я натворила?» Но с Йоханом все было в полном порядке. Что ж, Джульет, тебе удалось заарканить подлинного викинга в дорогом костюме. Ты положительно начинаешь взрослеть. Не могу сказать, чтобы мне это не нравилось. Я смотрела на Йохана и понимала, что жаловаться мне не на что. Пусть он и не двадцатипятилетний красавец с безупречным торсом и аппетитной попкой, но Йохан мне нравился. Я отхлебнула вина, наслаждаясь моментом.
– Тебе нравится твой мусс? – спросил Йохан.
– Вкуснятина. Хочешь попробовать?
– Нет, все хорошо.
– Не любишь рыбу? Или просто не желаешь есть с чужой тарелки?
– Это не чужая тарелка, – улыбнулся он. – Это твоя тарелка.
– Ну тогда… – у меня откуда-то прорезался тон записной кокетки, но я ничего не могла с этим поделать, – тогда ты просто отказываешься есть с моей тарелки.
– Вовсе нет, – возразил Йохан. – Просто мне казаться, что лосось не годится к моей утке.
– Эстет! – поддразнила я.
На мой взгляд, такое поведение и впрямь отдавало манерностью. Мне знакомо множество поваров, которые вовсе не возражают пробовать одно блюдо за другим, даже если они плохо сочетаются. А если уж ты такая зануда, то можно всегда зажевать кусочком хлеба, чтобы привкус исчез. Глаза Йохана блеснули.
– Теперь ты думать: ну вот, какой он жеманный, – упрекнул он.
Я рассмеялась:
– Да, отчасти.
– Так что мне придется пробовать твоего мусса, чтобы не казаться жеманным, да?
Странно, но его слова прозвучали так возбуждающе, что я невольно поежилась, но глаз не опустила – не хватало еще отступать перед ним.
– Нет, – твердо сказала я. – Ты упустил свой шанс. Я доем сама.
И я демонстративно собрала остатки лососевого мусса и отправила ложку в рот, не спуская с него глаз и надеясь, что не выгляжу при этом дурой.
– Немного осталось… вот здесь… – Огромный, размером с мою руку, палец коснулся уголка моих губ.
Я вздрогнула. Йохан улыбнулся и облизнул палец, мы в упор смотрели друг на друга.
К счастью, тут объявился официант и разрядил обстановку.
Мне припомнилась гениальная сентенция Джил о том, что мужчины, чувствуя соперника, слетаются на тебя как мухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111