Чуть оглядевшись в кресле, она узрела господина Фелсаха, стоявшего поодаль в ожидании ее заказа, и ей стало неловко. Она попросила последнее, что он назвал, «кюра», и чуть улыбнулась. Улыбнулся и господин Фелсах и, поклонившись, вышел из зала. Госпожа Моосгабр осталась в одиночестве и смогла оглядеться более внимательно.
Здесь и вправду было, наверное, как в самом «Рице», в «Рице» вряд ли могло быть великолепнее. Пол был застлан множеством огромных разноцветных ковров, пушистых и несказанно мягких, на потолке сияло несколько хрустальных люстр, на стенах висели огромные картины в золотых рамах. На окнах – розовый тюль в алых портьерах, и повсюду столики, кресла, диваны. Кресла, диван и столик, где сидела госпожа Моосгабр, отличались особенной красотой: диван и кресла обтянуты золотой парчой, а столик покрыт блестящим стеклом. Лестница в конце зала вела на второй этаж, и госпожа Моосгабр заметила, что она мраморная. Под лестницей стояли две женские скульптуры, державшие в руках необыкновенные красные светильники. Рядом с лестницей – несколько дверей темного полированного дерева. А вдали от нее, в другом конце зала, виднелись огромные стеклянные задвижные двери – в них и вошел господин Фелсах. Госпожа Моосгабр из глубины своего кресла сумела разглядеть за этими огромными стеклянными дверями какой-то зал с большим сервантом, столом и креслами, по-видимому столовую. Потом госпожа Моосгабр задержала взгляд на середине зала. Там находился мраморный бассейн, откуда поднимался расширенный на конце стебель из металла или камня, а из стебля била вода. Этот фонтан госпожа Моосгабр, конечно, заметила, как только вошла. И она с удовольствием продолжала бы и дольше разглядывать это чудо посередине зала, но в стеклянных дверях появился господин Фелсах с серебряным подносом, на котором стояли рюмки и две бутылки. Госпожа Моосгабр предположила, что в одной бутылке – вода, а в другой – «кюрасо».
Господин Фелсах подошел к столу, поставил поднос и налил госпоже Моосгабр в рюмку ликеру.
– Милости прошу, – сказал он и сел.
Госпожа Моосгабр поблагодарила, слегка улыбнулась и пригубила. Это был очень хороший ликер – госпожа Моосгабр на минуту потеряла дар речи. Перед ней в кресле сидел господин Фелсах, загорелый, со светлыми волосами и темными глазами, в синем костюме, белой рубашке и желтом галстуке, и его лицо уже не было таким удивленным, он даже улыбался и готов был вести разговор.
– Госпожа Кнорринг сказала, чтобы я сегодня зашла к вам, – проговорила госпожа Моосгабр, – что сегодня вы дома. Что дело касается вашего сыночка.
– Да, – кивнул господин Фелсах, и на этот раз действительно улыбнулся, глядя на бусы госпожи Моосгабр, на подвески в ушах и на перья на шляпе, – это так. Примерно месяц назад я обратился в Охрану по поводу сына Оберона. Мне нужен человек, который хотел бы приходить к нам три раза в неделю после обеда и следить за тем, чтобы Оберон был дома и слушался. Одним словом, ему нужна дисциплина, причем для ее усвоения – по мнению наших мудрых педагогов – необходим присмотр. Я знаком с господином Виттингом, генеральным директором государственных исправительных учреждений нашей столицы, впрочем, он сам читает иногда лекции о воспитании. Он меня и утвердил в мнении педагогов. Сперва предложил мне подыскать для Оберона какого-нибудь старого опытного полицейского из государственной тюрьмы. Но мадам Кнорринг из Охраны высказалась против, и это можно понять. Она порекомендовала мне вас и, думаю, не ошиблась.
Госпожа Моосгабр слушала, едва дыша, и с каждой минутой чувствовала себя лучше. После последней фразы господина Фелсаха у нее просто замерло сердце.
– Господин купец, – сказала она и белой перчаткой потрясла небольшую черную сумку. – Я действительно сотрудничаю в Охране двадцать лет и имею некоторый опыт. Но в семье я еще никогда не служила. Работа в вашем доме три раза в неделю по полдня меня привлекает, но прежде всего нужно выяснить, что за мальчик и каким образом можно воздействовать на него. Кое-что мне известно от госпожи Кнорринг из Охраны. – И госпожа Моосгабр снова краем глаза оглядела зал и лестницу.
– Госпожа, я охотно сообщу вам все, что я знаю, – кивнул господин Фелсах и налил в рюмку каплю воды, – все, что я знаю, хотя моя информация не может быть точной. Я вижу Оберона крайне редко, потому что почти все время отсутствую. Наверное, мадам вам сказала, что я веду торговлю на Луне и бываю дома этак раз в месяц. – Госпожа Моосгабр кивнула и снова отпила хорошего ликера, а господин Фелсах продолжал: – По свидетельству школы, мальчик необыкновенно одарен. Ему четырнадцать, но он уже так начитан, что по речи нельзя определить его возраст, он говорит, как взрослый, как писатель. Школьную программу он давно освоил, так что уроки учить ему не приходится. Он занимается другими вещами, главным образом так называемыми тайными науками, хотя я не уверен, правильно ли это обозначение, если эти науки уже частично изучают в наших институтах и в некоторых министерствах. Он читает книги и сам пишет примечания к ним. Он беседует об этом с нашей экономкой, если у нее остается время, она ведь содержит в порядке весь дом и готовит, так что работы у нее хватает, а после работы она имеет право на отдых или на свои собственные прогулки. Но здесь наверху у нас живут два студента, сыновья моих деревенских друзей, они учатся в университете и дают Оберону конспекты лекций, он читает их и беседует со студентами об этих тайных науках. Это всё его достоинства. То, что он чревоугодник и любит сладости, тоже не большая беда, если он, конечно, не слишком пренебрегает овощами, особенно фукусами и другими водорослями, которые наша экономка часто покупает и готовит по-разному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115