– Ты был добр ко мне, перевел через улицу. За это я тебя угощу, только пока у меня нет ничего. По дороге в приют хотела купить, да боялась опоздать. Сейчас куплю.
– А что вы хотите купить? – сказал мальчик. – Шоколадную трубочку?
– Трубочку, – кивнула госпожа Моосгабр и рукой в белой перчатке затрясла небольшой черной сумкой, – трубочку. Но если ты мне расскажешь, как озорничаешь в школе, я куплю тебе что-нибудь и получше. Медовик.
– Медовик, – улыбнулся блондинчик в зеленом свитерке, – отчего ж не рассказать мне, как я озорничаю в школе, если я совсем не озорничаю. Это проще простого. Я уже сам зарабатываю гроши. А как это, – спросил он, странно улыбнувшись, – как это вы хотели купить медовик уже по дороге к приюту, да боялись опоздать…
– Тогда он был бы у меня уже в сумке, – госпожа Моосгабр затрясла черной сумкой, – но я боялась опоздать, и потому его нет в сумке. Куплю медовик сейчас по дороге. Но ты должен рассказать, как озорничаешь в школе, как дерешься.
Они свернули в улицу за торговым домом «Подсолнечник», по которой можно было пройти прямо к кладбищу, и мальчик сказал:
– Дерусь? Ах да, я уже понимаю. Вы, наверное, имеете в виду ту записку, которую учительница написала маме. Будто я избил Козла. Но он первый начал. Он смеялся надо мной.
– А как он над тобой смеялся? – спросила госпожа Моосгабр и поправила очки.
– Он вытащил медовик, – сказал блондинчик, – и размахивал у меня перед носом. Хочешь такой, хочешь такой, но такого медовика нет у тебя на тележке. На тележке у тебя – сено.
– Сено? – удивилась госпожа Моосгабр и схватилась за бант на шее. – Почему сено?
– Ну сено, – мотнул головой мальчик, – ну будто я продаю сено для лошадей. Сено и овес. Будто и торгую лошадиным товаром. И потому я врезал ему как следует.
– Врезал? – дернула головой госпожа Моосгабр. – Врезал? Ножом?
– Что вы, ножом, – засмеялся блондинчик, – плечом.
Госпожа Моосгабр снова схватилась за бант на шее, покивала головой и сказала:
– Но это не все. Ты сам с собой никогда не разговариваешь?
– Сам с собой, – засмеялся мальчик, – это со многими бывает. Что в этом особенного? Учительница тоже с собой разговаривает. Она, например, говорит себе: «Хорошо, я посмотрю». Или: «Мне пора начинать». Мама, когда играла в «Тетрабиблосе», тоже сама с собой разговаривала. Когда разучивала роль. А разве эти газетчики, к примеру, – улыбнулся мальчик, – не разговаривают сами с собой, когда выкрикивают на улице «газета, газета…».
Госпожа Моосгабр дернула головой и снова поправила очки, они шли той же улицей за торговым домом, по которой можно было пройти к кладбищу, все магазины были уже освещены. И госпожа Моосгабр сказала:
– А что сны? Не снятся тебе сны? Не снится, например, что ты летаешь?
– Бывает, – кивнул блондинчик в зеленом свитерке, – что и снится. Хорошо, когда снится.
– И ты любишь кататься на лифте, правда? – спросила она.
– Люблю, – засмеялся мальчик. – Откуда вы знаете? Или вы узнали, что я разбил в нем стекло?
– Нет, что ты, – покачала головой госпожа Моосгабр, – я просто так рассудила. Каждый, кто любит летать, любит кататься на лифте. Пойдем, – сказала она, – перейдем на другую сторону, чтобы нам поскорей дойти до кладбищенских ворот. – И когда они, переходя на другую сторону, оказались посреди улицы, госпожа Моосгабр спросила: – А как обстоит дело с огнем?
– С огнем, – удивился мальчик, – в каком смысле «дело с огнем»?
– Ну, в смысле огня, – затрясла сумкой госпожа Моосгабр, когда они перешли улицу, – любишь ли ты, когда горит? Не поджигаешь ли что-нибудь иногда?
– Не поджигаю, – покачал головой мальчик, – устраиваю только костерки на лугу. В каникулы, когда я в деревне. Ну а иногда в поле на стерне, если вы знаете, что это такое. Вы идете со мной на станцию «Центральное кладбище»? – спросил он, глядя вдаль. – Я думал, мы идем в какое-то другое место…
– Идем в другое, – кивнула госпожа Моосгабр и поправила большие круглые очки, – идем в кондитерскую купить медовик.
– В кондитерскую купить медовик, – кивнул мальчик, странно улыбнувшись, – это можно. Обычно на перроне я с шести, но могу и задержаться. Хоть до девяти… Но как понять? – спросил он снова. – Вы шли к приюту и боялись опоздать. Разве вы меня знаете?
– Не знаю, – тряхнула головой госпожа Моосгабр, – знаю только, что ты торгуешь на перроне «Кладбище» с тележки. Как я могу тебя знать, если ни разу в жизни не видела? – А потом госпожа Моосгабр сказала: – Но ты еще не сказал мне, как озорничаешь в школе. Ты не учишь уроки, так ведь?
– Учу, – мотнул головой мальчик.
– А что ты учишь? – тряхнула головой госпожа Моосгабр и поправила очки. – Стихи какие-нибудь?
– Учу о председателе Альбине Раппельшлунде, – сказал мальчик, – у него были именины. На рынке украсили его статую.
– А что ты учишь? – сказала госпожа Моосгабр и схватилась за бант на шее. – Скажи.
И мальчик, странно улыбнувшись, сказал:
– Альбин Раппельшлунд раскрыл и наказал предателей, он стал править вместе с вдовствующей княгиней правительницей Августой и будет править с ней до скончания века.
– Но этого мало, – сказала госпожа Моосгабр, – наверное, вы еще что-нибудь о нем учите?
– Он дал людям работу, – сказал мальчик, – он навел порядок, основал звездодром, пять раз летал на Луну, и его кровь при посадке не становилась тяжелой. И еще он достраивает возле кратера Эйнштейн современную тюрьму для пятисот убийц, об этом писали на прошлой неделе в газетах…
И госпожа Моосгабр опять слегка дернула головой и быстро сказала:
– А что еще?
– А еще он основал музей, – сказал блондинчик в зеленом свитерке, – один раз мы там были со школой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115