– Ну, если знаешь, скажи, – кивнула госпожа Моосгабр.
– Альбин Раппельшлунд родился, родился… – испуганно затараторил мальчик, придерживая одной рукой полосатую повязку, – родился… в четырнадцать лет поступил учеником к кожевеннику, но ушел от него и поступил в военную школу, чтобы стать офицером, но ушел из нее и поступил учиться на официанта, учился тарелки носить, тарелки… но тоже ушел и поступил в протестантскую школу. Но из нее тоже ушел и поступил, поступил… – мальчик шептал, дрожал, не отрываясь смотрел на булку, – поступил в двадцать лет на службу к княгине Августе, которая тогда как раз взошла на престол. Он был произведен в камердинеры, потом в полковники и в министры, стал министром… и навел порядок. Пять раз участвовал в полете на Луну…
– Ну а дальше что? – сказала госпожа Моосгабр, когда мальчик, запнувшись, не смог продолжать. – Что дальше?
И мальчик, сдвинув немного повязку на глазу, зашептал:
– Потом он навел порядок, дал людям работу… основал музей… самый большой звездодром Альбина Раппельшлунда за городом в районе… в районе «Стадиона»… Потом, потом… – Мальчик испуганно поводил глазом, косясь в сторону булки на столе, но говорить не мог.
– Ну а что дальше? – сказала госпожа Моосгабр. – Что дальше…
– Дальше, – сказал наконец мальчик, – он уличил предателей, что хотели свергнуть княгиню Августу, отдал их под суд и стал председателем. С тех пор он правит как единственный и верховный вместе с правительницей княгиней Августой, которая между тем овдовела. Но люди говорят… – мальчик вдруг остановился и затрясся теперь всем телом, – люди говорят…
– Что же люди говорят? – спросила госпожа Моосгабр. – Ну что говорят…
– Говорят, – мальчик испуганно трясся и смотрел на булку, – что правит он один. Что княгиню заточили или давно умертвили.
– Так, – сказала госпожа Моосгабр и встала со стула, – я дам тебе кастрюлю. – Она сняла с плиты кастрюлю с отваром и дала ее мальчику. – Перед сном еще три раза намочи тряпочку и приложи – будешь как огурчик. И не озорничай, – сказала она, – твоя мама, конечно, права, когда говорит, что ты озорничаешь, без причины она бы не тревожилась. Лазаешь на леса к каменщикам, озорничаешь – ну что из тебя вырастет? Попадешь в спецшколу, потом в исправительный дом, станешь чернорабочим, поденщиком… знаешь, где ты можешь кончить? Знаешь где? – Госпожа Моосгабр кивнула: – За решеткой…
– Госпожа, – сказал вдруг мальчик просительно, словно чуть осмелел, одной рукой он держал полосатую повязку, другой – кастрюлю с отваром, – говорят, у вас… – И опять не смог продолжать.
– Что говорят? – спросила госпожа Моосгабр. – Что?..
– У вас, говорят, – мальчик осмелел еще больше и просительно поднял взгляд, – у вас, говорят, живые мыши.
– Живые мыши? – подняла взгляд госпожа Моосгабр. – Живые мыши? У меня мышеловки, – сказала она, – мышеловки, чтобы ловить мышей.
– А где они у вас? – сказал мальчик просительно и снова посмотрел на булку.
– Вот тут, – госпожа Моосгабр обвела рукой кухню, – здесь за плитой, за шкафом, за диваном, и в комнате тоже, и в кладовке, повсюду здесь… – обвела она рукой.
– Можно мне посмотреть на такую мышеловку? – спросил мальчик тихо. – Я еще ни разу не видел ее. Видел только клетку.
Госпожа Моосгабр подошла к дивану, нагнулась и вытащила три мышеловки.
– Но мышей в них нету, – сказан мальчик разочарованно, когда госпожа Моосгабр поставила их на диван, – они пустые. В клетках хотя бы львы.
– Они пустые, потому что вчера ни одна мышь не попалась, – сказала госпожа Моосгабр, – может, нынче вечером попадется…
Мальчик на минуту поставил кастрюлю с отваром на стол и, придерживая одной рукой повязку, другой – опираясь на диван, стал разглядывать мышеловки. Казалось, что сейчас он действительно чуть осмелел.
– А как мышь туда входит? – поднял он взгляд на госпожу Моосгабр.
– Не входит, а влезает, вот в эту дверцу, – указала госпожа Моосгабр, – дверца за ней захлопывается – и готово. Мышка в ловушке.
– А что вы с ними делаете, когда они в ловушке, вы их убиваете? – Мальчик опять задрожал.
– Нет, не убиваю, они сами умирают, – сказала госпожа Моосгабр. – От яда. Видишь сало на дощечке, – указала она, – мышка съедает его, немножко побегает за этими решеточками и падает, как только начинает действовать яд.
– А где этот яд? – спросил мальчик и, придерживая рукой повязку, продолжал разглядывать мышеловку.
– Яд на этом сальце, – сказала госпожа Моосгабр, – ты же видишь там белый порошок.
– А вы это сало покупаете? – спросил мальчик и снова поглядел на булку. – Сало у мясника покупаете?
– Сало у мясника покупаю, – кивнула госпожа Моосгабр, – но без яда. Яд здесь насыпаю. Куски сала у меня на тарелке в кладовке.
Мальчик открыл в изумлении рот и растерянно посмотрел на госпожу Моосгабр. Словно не верил своим ушам. А потом вдруг спросил:
– А почему вы травите мышей?
– Почему? – сказала госпожа Моосгабр. – Потому что они приносят вред.
Мальчик опять притих; придерживая повязку, он смотрел на булку на столе, а потом снова робко сказал:
– Но вред приносят многие. Многие приносят вред, но их же не убивают. Почему убивают именно мышей? Потому, – испуганно добавил он, – что они не разговаривают?
Госпожа Моосгабр поглядела на мышеловки и кивнула.
– Если бы я не травила их, – сказала она, – их бы здесь вмиг развелось целое полчище, и нам всем тогда конец. Они смелые и наглые, сжирают все подряд – картошку, кукурузу, хлеб, сожрали бы и эту булку на столе… И мебель бы сгрызли, и перины бы прогрызли, и этот диван. Их приходится травить, иначе бы они извели нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115