А на Рождество и лыжи купить. Только об этом никто знать не хочет, люди такие странные, вместо этого одни лишь призраки, как на сцене, и сегодня вечером… – госпожа Линпек коснулась глаз, – я брошусь под поезд.
В эту минуту госпожа Моосгабр заметила, что из подкрашенных глаз госпожи Линпек стекают две слезы. Заметила это и привратница и в удивлении открыла рот.
– Мадам, – затрясла сумкой госпожа Моосгабр, – я, правда, не пришла для того, чтобы вы бросались под поезд, вам же госпожа Кральц уже сказала об этом. Но я все же лучше знаю, как трудно с детьми. Дорогая мадам, – госпожа Моосгабр затрясла сумкой, – я знаю мать, у которой сын был три раза в тюрьме, а дочка, того и гляди, туда угодит. Я знаю мать, которая пела детям колыбельную, а вы бы сегодня на нее посмотрели. Дочка свадьбу справляла, а ей ни куска не дала. А там были ветчина, салат, вино, лимонад, почитай, такой же хороший, как и у вас. И мать к этой свадьбе напекла ей еще пирожков, но дочка выбросила их в окно лошади. А потом и мать выгнала.
– Скажите, пожалуйста, – госпожа Линпек внезапно дернула головой, и ее несчастное, отчаянное лицо чуть ожило, слезы высохли под глазами, – а откуда она ее выгнала? Из дому?
– Не из дому, – покачала госпожа Моосгабр головой, – прямо из того трактира, где свадьбу справляли. У всех гостей на виду.
– У всех гостей на виду, – быстро вмешалась привратница, и ее щеки ярко пылали, – и у двух студентов тоже, а уж это для матери было невыносимым позором. Знали бы вы, мадам, что это значит. Госпожа Моосгабр это очень хорошо знает. Она в Охране двадцать лет и одному мальчику недавно глаз сохранила.
– Вороний? Эту черную ягоду? – спросила госпожа Линпек привратницу, но потом быстро отвернулась.
Появился покупатель. Это была женщина в цветастом платье.
– Мне лимонаду, пожалуйста, – сказала женщина и дала пятак.
Госпожа Моосгабр и привратница чуть отошли, и у госпожи Линпек за окошком внезапно опять просветлело лицо, на ее красных губах появилась улыбка.
– Лимонаду, – улыбнулась она за окошком, протянула куда-то руку, открывалкой откупорила бутылку, налила лимонаду в стаканчик. Женщина в цветастом платье взяла его, отошла в сторону и стала пить. Госпожа Моосгабр скользнула по ней взглядом, увидела, как она пьет, а потом опять обернулась к госпоже Линпек. К перрону как раз подходил красный поезд.
– Видите, поезда все время подходят, – сказала госпожа Линпек, и ее лицо опять немного застыло, и голос опять стал спокойный и глубокий, как омут, – все время подходят. Но клиентов пока мало, точно в пустыне Сахаре. Однако скоро начнется час пик, и клиенты повалят толпой, как в театр «Тетрабиблос». И тогда моя правая рука не будет знать, что делает левая, хуже, чем в ракете.
– Они быстро ходят, – кивнула госпожа Моосгабр, глядя на красный поезд, который снова тронулся, – люди, что стоят в нем, обязательно за поручни держатся. В туннелях и на поворотах так и кидает из стороны в сторону. Это я еще помню. Но в тот раз, помню, мы сидели.
– Чтобы вы поняли, – быстро сказала привратница госпоже Линпек, – госпожа Моосгабр ехала подземкой, когда выходила замуж. Свадьба была в трактире «У золотой кареты» за площадью, сейчас там стоят многоэтажки, и от трактира следа не осталось, правда, госпожа Моосгабр? А бракосочетание было в ратуше.
– В ратуше, – кивнула госпожа Моосгабр, – здесь, за вокзалом. Это было давно. Вокзала тут еще не было, была только такая часовенка.
– Почему в ратуше? – спросила госпожа Линпек, ее лицо снова немного ожило, и голос был спокойный, хотя и не глубокий, а высокий, как голос дрозда, – а не в церкви?
– Нет, не в церкви, – покачала головой госпожа Моосгабр, – я в Бога не верю.
– Госпожа Моосгабр в Бога не верит, – засмеялась привратница, – госпожа Моосгабр верит в судьбу.
Цветастая женщина в стороне от них допила, бросила стаканчик в корзину и ушла. А госпожа Линпек чуть высунула голову из окошка и спросила:
– И той матери на свадьбе не дали даже выпить? И выгнали ее прямо из трактира? А дочка?
– Из трактира, а дочка, – кивнула госпожа Моосгабр и с минуту глядела вслед цветастой женщине, – даже губы смочить ей не дала. И это еще не все. Когда ее сын пришел из тюрьмы, он с сестрой и еще одним каменотесом делил в ее квартире краденое. Деньги, зонтик и двух зайцев, они еще остыть не успели. А когда он был маленький, то избивал в кровь в школе одноклассников, и дочка дралась с мальчишками. Потом оба отправились в спецшколу.
– В спецшколу, – оцепенела госпожа Линпек, – это исправительный дом?
– Это не исправительный дом, – покачала головой госпожа Моосгабр, – в исправительный дом они попали, когда уже вышли из спецшколы.
– Да разве только это, – вмешалась тут привратница, щеки ее по-прежнему ярко пылали, – госпожа Моосгабр, вы не сказали даме, что было дальше. Эти дети, мадам, – привратница посмотрела на госпожу Линпек, – эти дети позвали мать, когда Везр пришел из тюрьмы, в «Риц».
– В «Риц»? – замигала госпожа Линпек подкрашенным глазом в сторону привратницы. – Неужто, мадам, прямо туда?
– Прямо туда, – кивнула быстро привратница, – в «Риц». Но когда мать оделась наилучшим образом и накрасилась – я сама ее красила и пудрила, значит, знаю, она выглядела чисто жена камердинера или купчиха с Канарских островов, – так дети над ней посмеялись и никуда не взяли. Отправляйся, мол, на кладбище и о мышах думай, написали ей, или что-то в этом роде. А видели бы вы, какая на ней была красивая шляпа с цветастыми перьями, и подвески на таких длинных проволочках, и разноцветные бусы-шары, точь-в-точь как эти поезда, что тут все время ходят, зеленые, красные, желтые… и перчатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115