Далеко бы мы зашли, если бы позволили вредителям ходить среди нас, честных граждан, куда бы это годилось. За короткое время у княгини появилась бы целая рота преемников.
– Ну-ну, – засмеялся второй голос, – «среди честных граждан», не будьте таким неразумным. По вашему мнению, дорогой глупый Кефр, честный гражданин тот, кто любит правителя. А тот, кто не заодно с ним, честным, по вашему мнению, уже не является? Он уже преступник, по-вашему? Скажу вам, однако, нечто другое, дорогой глупый Кефр, этого вы явно не знаете. Вообразите себе, что когда полицейский схватил эту женщину на станции в метро сегодня в полвосьмого утра, то в первую минуту он испугался.
Госпожа Моосгабр уже снова напряженно вслушивалась. При этом невольно чуть нагнулась и коснулась ноги.
– Любопытно, госпожа Моосгабр, – сказал штатский за машинкой. – Вы, значит, говорите, что ваш сын вернулся из тюрьмы…
– Да, из тюрьмы, – кивнула госпожа Моосгабр, – но это дело, по-моему, уже выяснено. Вчера у меня по этому поводу была полиция.
– А вы уверены, что он вернулся из тюрьмы? – спросил штатский и ударил по клавише пишущей машинки.
– Из тюрьмы, – кивнула госпожа Моосгабр, – об этом меня вчера тоже спрашивали.
– Хорошо, – кивнул штатский, – и у вас разболелась нога перед домом?
– Не перед домом, – сказала госпожа Моосгабр сухо, – вчера вечером, когда я возвращалась из парка. Дома я опустила ее, когда ушла полиция, в ведро с уксусом.
– Значит, компресс? – спросил штатский, но госпожа Моосгабр лишь подняла голову. Из передней двери снова донесся голос.
– Почему полицейский испугался, когда ее брал, почему? – донесся раздраженный голос. – Вам, наверно, кажется, господин Ротт, что полиция трусит?
– Видно, мой дорогой глупый Кефр, – ответил второй голос, вероятно, господин Ротт, – что вы действительно мало в чем разбираетесь и мало знаете. Что на Марсе есть вода и лесная поросль – это вы, конечно, знаете, а вот в какое время мы живем – этого вы не знаете? Вы что, позавчера прилетели сюда с Луны? Но и там вам полагалось бы это знать. Полицейский испугался, потому что оказался в затруднительном положении. Представьте себе, и полиция может оказаться нынче в затруднительном положении. Вы глупый, многое до вас не доходит, а еще хотите устранять вредителей? Вы ведь даже не знаете, кто такие вредители, путаете их с честными гражданами, а хотите их устранять? На вашем месте я бы лучше пошел мостить дворы. Да что там, – продолжал голос небрежно, – все равно вскоре все это выяснилось. То, что полицейский испугался, было, конечно, промашкой. По чистой случайности она действительно оказалась преступницей. И знаете что еще…
– Прикрой эту дверь, Ротт нам мешает, – крикнул штатский за машинкой другому штатскому, стоявшему у оконных решеток, – дома терпеть не могу такие разговоры, а тем более в учреждении. – И он сам встал со стула и закрыл дверь. – Так, госпожа Моосгабр, – сказал он голосом, который уже не показался госпоже Моосгабр таким строгим, – удивительно, что мы с вами, собственно, еще не знакомы. Вы не знакомы ни со мной, ни с моим коллегой, – кивнул он к оконным решеткам. – Мое имя, госпожа Моосгабр, – Смирш, а это господин Ландл. Мы оба давно играем на валторне.
Госпожа Моосгабр на скамье кивнула и подала руку.
– Наталия Моосгабр, – сказала она. – Госпожа Кнорринг мне уже рассказывала о вас на кладбище. А что этот господин Ротт, – сказала она, глядя на переднюю прикрытую дверь, – о чем, собственно, он говорит с господином Кефром? О какой-то женщине на станции «Кладбище»… – И госпожа Моосгабр хотела еще что-то сказать, но не сказала.
Внезапно открылась дверь за ее спиной, дверь из зала ожидания, и вошла госпожа Кнорринг. В туфлях на высоких каблуках, лицо тонкое, надменное, гордо вскинутая голова. В руке были ноты. Господин Смирш у машинки стремительно встал, господин Ландл у оконных решеток поклонился, а госпожа Моосгабр, повернувшись на скамье, поздоровалась.
Госпожа Кнорринг, кивнув, села за письменный стол напротив госпожи Моосгабр и положила ноты перед собой.
– Все время что-то происходит, – сказала она, – в полвосьмого утра арестовали в метро на станции «Кладбище» женщину, заподозренную в том, что она руководила бандой расхитителей посылок. Но самое худшее, что полицейский, когда ее брал, в первую минуту испугался. Сегодня полиция действительно в затруднительном положении, и ситуация, как мне кажется, постоянно ухудшается. А вы эти разговоры, господин Смирш… – госпожа Кнорринг обратила взгляд к пишущей машинке, – терпеть не можете, не так ли? Апропо, – посмотрела она перед собой на скамью, – вы, госпожа Моосгабр, что-нибудь выяснили?
– Многое, – сказала госпожа Моосгабр, – вчера я с ним говорила в парке. Нашла его вечером у фонтана, он сорвал там цветок и сунул его за полосатую майку. Я шла за ним, словно вечерняя звезда, смеркалось, и я видела, как он смотрел на припозднившихся птиц, на ворон, на человека с зонтиком. У одного дерева он на минуту скрылся с глаз. Будто сквозь землю провалился – как и тогда на кладбище, среди памятников.
– Будто сквозь землю провалился? – подняв глаза, спросил господин Смирш за машинкой.
– Провалился, но я и это выяснила. Он спрятался в дупло дерева, и я его нашла. Пролетел мимо меня по дороге, как птица. Потом свернул на новые тропы и там, на одной из них, разговаривал с белкой. Он ничего ей не сделал, сказал, что не хотел убивать ее, напротив, он кормит белок. Я потом отвела его домой и по дороге все выяснила.
– И как, собственно, обстоит дело? – спросила госпожа Кнорринг теперь довольно задумчиво. – Он действительно ворует на кладбище и стреляет в птиц?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115