Он попытался не думать и об этом.
– Ее еще не нашли, ведь верно? – спросила она, поразив его какой-то легкостью голоса.
– Нет.
– И не найдут, мистер Хокни. Нелл не погибла. – Мертвенное горе, казалось, отпускало ее прямо на глазах. Может быть, она почерпнула какие-то силы у него, на мгновение воспользовалась его зоркими глазами, чтобы проникнуть в скрытую истину, разделила его дар ясновидца ровно настолько, чтобы один этот раз воспользоваться им. И улыбнулась. Холодный вечерний ветер закручивал маленькие смерчи подсохшего песка по сырому пляжу, вычерчивая красивейшие из красивых вневременные узоры.
– Наверное, вы думаете, что я сошла с ума, – сказала она. – Ведь кто же способен пережить такое? – И она кивнула на изуродованные обломки ЗОЭ-05, которые все еще были разбросаны вокруг, наводя жуть.
Трудно было поверить, что на этом пляже когда-нибудь вновь будут играть детишки с ведерками и совкам и – но, разумеется, так оно и произошло. Сейчас именно там расположен большой палаточный комплекс «Пляжное сафари под парусиной». Лично я считаю, что это на редкость унылое место: трагедия каким-то образом просачивается даже сквозь брезент и придает тоскливость даже самому солнечному дню, а море словно вздыхает и бормочет, а когда поднимается ветер, оно стенает и причитает – но чего вы хотите? Северная Франция не должна изображать из себя средиземноморское побережье – климат не слишком подходит для отдыха в палатках. Возможно, вся суть в этом!
– Люди остаются в живых при самых невозможных обстоятельствах, – сказал он осторожно. – Однажды стюардесса выпала из самолета на высоте в двадцать тысяч футов, угодила в глубокий сугроб и смогла поведать эту историю.
– Ее отец уверен, что она погибла, – сказала Хелен. – Но от него другого и ждать нельзя. И Саймон тоже. И все остальные. Наверно, я все-таки сошла с ума.
Он спросил, любила ли ее дочь «Куколкину смесь».
– Не «любила», – сказала Хелен с яростью. – Любит ли? Нет, не любит. Она умница! – Тут она расплакалась, а он извинился. Ему было известно, что именно такие мелочи всегда надрывают сердце понесших утрату – мелкие, будничные, словно бы пустячные подробности, вкусы и идиосинкразии умершего, которые в ретроспекции слагаются в личность, хотя при жизни оставались незамеченными. Но вопрос задать было необходимо, хотя ответ ставил спасение Нелл под еще большее сомнение. Разумеется, инстинкт мистера Блоттона толкнул его выбрать мимоходом именно ту карамель, которую Нелл особенно презирала («Куколкина смесь? Я не куколка!»), чтобы утихомиривать ее в полете. Будто она, словно какое-то непокорное животное, нуждалась в утихомиривании! А потом за то, что она сморщила носик, мистер Блоттон сгрыз их все до самой последней, чтобы поквитаться с ней. До чего же противный был человек. Чем больше я думаю о нем, тем противнее он выглядит.
– Не знаю, не понимаю, – сказала Хелен, переставая плакать. Ее вера быстро слабела. Он чувствовал, что не имеет права поддерживать в ней эту веру – внутренняя убежденность ведь не доказательство. Она вся дрожала. Он плотнее закутал ее в пальто, отвел ее к взятой напрокат машине, где можно было сидеть, укрывшись от ветра, а сам вернулся к загадочным, но ни о чем не гадающим мертвецам. Ему сказали, что приехала миссис Блоттон. Она была некрасивой добропорядочной женщиной сорока с небольшим лет. У нее были рыжеватые ресницы и выпуклые голубые глаза. Он сразу уловил, что черные вызывают у нее антипатию, даже такой черный, как он, – ну вылитый Гарри Белафонте в «Угадай, кто придет к обеду». Мужественная красота, элегантный костюм, приятный голос образованного человека обычно заставляли забыть о расовых предрассудках. Однако, как он хорошо знал, имеются женщины, преимущественно типа миссис Блоттон, бесцветные, закомплексованные северянки, которые не способны одолеть свои предрассудки. Да и не пытаются – черный для них воплощает устрашающую необузданную сексуальность. Знали бы они, как робка, как уязвима, как сдержанна его собственная сексуальность, в какой зависимости она находится от искренней любви и как он жаждет этого редчайшего спасительного чувства!.. Но здесь обитель смерти, не жизни, а их поганенький расизм – это их проблема, и уж никак не его.
То, что миссис Блоттон увидела в сарае, не столько ее ужаснуло, сколько рассердило. Она прихрамывала. На ней были новые туфли. Жесткие дешевые туфли массового производства: совсем не такие, какие тут же бросится покупать женщина, незаконно спроворив себе два миллиона. После, получив страховку, она либо начнет тратить эти миллионы, не в силах совладать с собой, либо вообще очень долго к ним не притронется не столько из благоразумия, сколько из ощущения своей вины. Нет. Она понятия не имеет, сказала она – и он ей поверил, – почему ее муж оказался на самолете, летевшем в Женеву. Она ничего про это не знала, пока на другой день после катастрофы не вытащила из почтового ящика какой-то непонятный полис в конверте, надписанном рукой Эрика. Нет, она его толком не прочла, а только запомнила номер рейса. Она видела катастрофу в последних известиях по телевизору и еще подумала, что те, кто летает самолетами ЗАРА, ничего другого и не заслуживают, вот номер рейса ей и запомнился. Ну и Эрик не вернулся домой, когда обещал. Поэтому она позвонила в Хитроу. И худший вывод подтвердился. Ее муж летел на ЗОЭ-05. И погиб. Конечно, погиб. Почему ее заставляют выполнить такую жуткую формальность? Да и кто вы такой, чтобы задавать вопросы? Не совсем «убирайся к себе в джунгли качаться на ветках», но почти.
– Люди, попадающие в авиакатастрофы, иногда остаются в живых, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128