– Хотите взглянуть на какого-то нью-орлеанского пианиста в «Клубе 100»?
Их это предложение не впечатлило, и я зашел с другой стороны:
– Вот что я скажу вам, переговорите с тем лысым парнем и добудьте немного топлива.
Так, если опустить историю нашего пьянства, в четыре часа утра мы оказались в «Скала Синема» на Кинге-Кросс, созерцающими ночной сеанс и шумно вскрывающими пивные банки. Следующий фильм назывался «Сорви мою ромашку», творение Роберта Франка, примечательное не только Джеком Керуаком и Алленом Гинзбергом, но и юной Дельфин Сейридж, а кроме того, печально известное как совершенно невнятная и необъяснимая картина. Спустя десять минут после начала наши обостренные амфетамином чувства уже не могли ни на чем сфокусироваться, поэтому мы ретировались в кафе.
– Что за непереносимое дерьмо! – высказался Мак. Потом добавил: – Вы знаете, что у меня в понедельник суд?
Я кивнул.
– У тебя – что? – переспросила Джеки.
И мы сели за столик, и Мак ей все рассказал, а Джеки тихо всхлипнула: «Ой!» – и начала плакать. Я сидел как бревно, но Мак просто прижал ее к себе и обнял. Она уткнулась лицом ему в грудь, да так и осталась, а я тем временем остервенело изучал программу фильмов на следующий месяц и пытался сделаться невидимым.
Через несколько минут Джеки оторвалась от Мака, ушла в дамскую комнату и вернулась немного успокоенная.
– Простите, – сказала она. Потом: – Не знаю, почему я прошу прощения. Это все потому, что Кейт обещала встретиться со мной сегодня вечером и не встретилась, а тебя посадят в тюрьму, а в последний раз, когда я была на работе, эти парни пытались убить тебя, Джефф.
– Не надо, детка, – ответил Мак. – Ночь выдалась долгой, давай поедем домой.
Внезапно я почувствовал, как меня захлестывает теплая волна, и Джеки тоже – легкость общения с человеком, который, кажется, может справиться с любыми кознями, что строит ему жизнь. И на какую-то долю мгновения таким человеком был Мак. Обезьяна на его спине спряталась.
На улице мы поймали такси. Сначала Мак попытался посадить Джеки и отправить ее домой в Хокни. Но Джеки не согласилась.
– Я больше не вернусь к этой сучке, – заявила она. – Джефф, можно я сегодня переночую у тебя?
– Эй, чем дальше, тем веселее! – заметил я, и мы перенаправили такси на Примроуз-Хилл. Дома встретили рассвет под записи Ника Дрейка и Тима Хардина. Около шести Мак откопал припрятанный старый «валиум», и мы отрубились.
Проснулся я в десять и был несколько смущен, увидев рядом не одно, а целых два частично одетых тела. Мак обнимал Джеки, слегка похрапывая. Она же спала сном невинного младенца.
Я приготовил кофе, выглянул из окна и понял, что скучаю по Фрэнк.
18. ДЖЕФФ ИДЕТ В КИНО
В понедельник утром мы все отправились в суд, Мак, я и Прайя, адвокат. Джеки ждала нас снаружи. Мы вошли внутрь – и через пятнадцать минут вышли обратно с разъяренной Прайей. Полиция попросила отложить дело на две недели, только не удосужилась сообщить ей об этом.
Мак предложил по этому поводу выпить, но, к счастью, пабы еще не открылись. В воздухе витало настоящее понедельничное настроение. Прайя вернулась в свой офис, а мы сели на автобус до Кэмдена. Мак сильно оживился, купил выпуск «Мелоди Мейкер» и сказал, что едет обратно ко мне, чтобы «сделать несколько телефонных звонков, если можно». Мы с Джеки добрались до главной улицы и отправились на работу.
Остаток дня прошел без происшествий, если не считать парня с фургоном, полным африканских записей, которые он приобрел в Париже, и послеполуденные часы я провел, делая вид, будто могу отличить джу-джу от зук. Парень предложил нам перестать называть такую музыку «этнической» и вместо этого попробовать «мировую музыку». Звучит толково.
Потом я пошел с Маком в паб, в «Ширококрылого орла» на Парквэй, и он сообщил мне, что подумывает собрать новую группу. «Что-нибудь такое, с громкими гитарами».
– О, – ответил я, – вот так сюрприз! – но был рад это слышать.
Спросил его про Джеки.
– Ты влюбился в нее или что? – слабая попытка пошутить.
Иногда рядом с Маком я чувствовал себя несмышленым малышом рядом со взрослым мужчиной – и это оказался как раз один из таких моментов. Он просто взглянул на меня со слегка раздосадованным выражением на лице, сказал:
– Она милая девочка, – и сменил тему. Начал болтать о том, кого позовет в свою группу.
Услышав три-четыре имени, я заметил:
– Больше похоже на общество анонимных наркоманов, чем на группу, – и Мак рассмеялся.
Остаток вечера прошел хорошо.
У Стиви Уандера есть песня под названием «Tuesday Heartbreak», и весь следующий день она крутилась у меня в голове. Вторник – паршивый день почти для любой работы, и магазины звукозаписей не исключение. Никто не покупает записи по вторникам, и, помимо распаковки большой посылки от «EMI», мне было практически нечем заняться, разве что думать о предстоящем вечером свидании с Фрэнк. Разлука может разжечь в сердце любовь – а может и не разжечь; что же касается меня, то в Фрэнк мое сердце определенно испытывало потребность.
Поэтому я бродил по магазину и огрызался на окружающих. Около половины шестого явился один из моих самых нелюбимых посетителей, парень в отвратительном крапчатом костюме, с отвратительным крысиным хвостиком, который повадился заходить раз в неделю и просить поставить недельный хит-альбом, от чего бы там ни тащились эти люди, инспектирующие поп-записи для достойных газет. Итак, этот урод прослушивал нового Питера Гэбриэла, или «Orange Juice», или Брайана чертова Иноу, а потом всегда устраивал одно и то же тупое шоу, делая вид, будто лихорадочно размышляет, стоит или не стоит его покупать, после чего с сожалением пожимал плечами и молча выходил из магазина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43