Он простоял так довольно долго, в полной растерянности, а я не мог даже шевельнуться, крепко схваченный мощными бедрами Терезы. Затем он тихо закрыл дверь, и мы услышали, как удаляются его шаркающие шаги.
Одним рывком Тереза вскочила, в две минуты оделась. "Самоубийца, пробормотала она, - он способен покончить с собой". И умчалась как вихрь.
На следующее утро меня вызвал к себе в кабинет завуч, господин Жюльен. Это был ухоженный, изысканный мужчина с нарочито грубоватыми манерами. Он обратился ко мне с веселой развязностью, намекнул на весну, мою юность и успех у женщин.
- Только, видите ли, - добавил он, - вы зашли слишком далеко. Один из наших коллег жалуется на ваше поведение с его женой, которая, впрочем, и сама подтвердила слова мужа. Есть и другие свидетели. Скандалы подобного рода недопустимы в учебном заведении. Какой пример вы подаете детям! В таком городе, как Алансон... совет преподавателей... родительский комитет...
Короче, он вынужден просить меня испробовать мои таланты надзирателя-обольстителя в другой школе.
Я готов был уехать сразу же, если бы не деньги, одолженные на машину. Потребовать долг от Берте я мог лишь очень вежливо и мягко, так как был перед ним глубоко виноват. Я выразил свою просьбу в тщательно отшлифованном письме и отправил его по почте. Но беда не ходит одна. Видимо, я (в очередной раз) забыл запереть дверь своей комнаты, ибо, укладывая перед отъездом чемоданы, не обнаружил и следа от пачки денег, спрятанной в белье и предназначавшейся для каникул в Греции.
Я был молод, от приключения у меня сохранились потрясающие воспоминания, и, как говорится, за все надо платить. Тем не менее я затаил серьезную обиду на супругов Берте.
Теобальд ответил на мое письмо. Количество страниц, исписанных его неразборчивым почерком, превышало запас моего терпения. Единственное, что меня встревожило, - это отсутствие чека. Я пробежал письмо разгневанным взором и забросил его подальше в ящик стола вместе с какими-то другими бумагами.
Спустя несколько месяцев я встретил бывшего коллегу из алансонской школы.
- Супруги Берте? - переспросил он. - Разве ты не в курсе? Помнишь элегантного завуча, господина Жюльена? Так вот, в конце третьего триместра столь милого преподавателям отрезка времени - Берте застал свою жену в его объятиях. К несчастью, Берте был не один, а вместе с заместителем директора по дисциплине. Об этом случае стало известно. Берте подал жалобу в департамент образования. Дело усугубилось тем, что скандал произошел в школе. Понимаешь, в таком городе...
- Как Алансон, - подхватил я, - с таким советом преподавателей и родительским комитетом... Знаю, знаю.
- Короче, замухрышку Берте перевели с большой помпой в лицей на окраине Парижа. Хочешь, скажу, что я думаю по этому поводу?
- Я сам скажу. Будет странно, если наши мнения не совпадут. Тереза - та еще кобылка, если она и впредь будет столь же интенсивно заниматься любовью и карьерой своего муженька, ты и глазом не моргнешь, как он очутится в Сорбонне или в Коллеж де Франс. Не говоря уж о денежках, которые она подберет по дороге, ибо, хоть и говорится, кто много бродит - добра не находит, у женщин все наоборот.
* * *
Итак, прошло пятнадцать лет. С тех пор я ничего не слышал о чете Берте, пока не наткнулся на заметку о кровавом происшествии. Судя по всему, Берте так и не сделал блестящей карьеры, которую сулили ему таланты Терезы. Смерть настигла его на пороге пенсии в должности директора одного из парижских лицеев. Что же касается сообщника, некоего Гарри Пинка, то это был молодой английский стажер, временно работавший в лицее Берте. Если бы не гибель человека и двое обвиняемых за решеткой, у меня возникло бы полнейшее ощущение "дежа-вю". Впрочем, были и еще кое-какие отличия. Газета поместила фотографии всех действующих лиц. Со времени нашей последней встречи Берте почти совсем не изменился. Правда, он никогда не выглядел молодо. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые с годами приближаются к образу старца, жившего в их душе, даже когда им было двадцать. Англичанин показался мне симпатичным, ибо я невольно отождествил его с тем наивным юношей, каким был я сам в те времена, когда общался с этой странной парочкой. Но ему повезло меньше. В какой жуткий переплет он попал из-за романа с Терезой! Портрет Терезы меня потряс. Мускулистая валькирия прежних лет превратилась в мощную благородную львицу. На меня смотрело величественное, спокойное, исполненное уверенности лицо; однако щеки, шея и тень у подбородка возвещали увядание, следующее за расцветом. Больше всего изменился взгляд. В нем уже не было того дразнящего пламени и жажды жизни, которые составляли его очарование. В нем читалось в лучшем случае тревожное ожидание, в худшем - покорная усталость. Но все равно моя валькирия выглядела еще очень эффектно, и было понятно, почему юный англичанин пленился этими полными руками и массивными бедрами.
Обстоятельства смерти Берте сначала вроде бы давали повод признать это несчастным случаем, как и утверждала Тереза, но когда выяснились новые факты, она начала путаться в показаниях и попала под подозрение. Тело Берте обнаружили в ванне, и было установлено, что его убило током от электробритвы. Следствие же показало, что он всегда пользовался только опасной бритвой, найденной неподалеку, к тому же бритва, которая явилась причиной его гибели, оказалась дамской и принадлежала Терезе. Но самой важной уликой против Терезы и ее любовника сочли письмо Берте, написанное за несколько дней до смерти и адресованное сестре, которая поспешила передать его следователю.
1 2 3 4 5