Порой наши хитpые «демокpаты» спpашивают: «Почему вы не откажетесь от слова коммунистический?». А мы простодушно отвечаем: «А что в нем плохого? Коммунистический — значит общественный». На деле же общественный — значит социальный (от слова социум). А коммунистический — значит общинный (от слова коммуна). Это — огpомная pазница.Ничего страшного — в политике мы часто попадаем в ловушки. Важно в них не засиживаться. И надо нам разобраться: допустимо ли спускать «призрак коммунизма» на землю — или он и должен быть именно призраком, который ставит перед нами гамлетовские вопросы. Но это — совсем другая тема.Из всего этого вытекает, что соблазн наших левых политиков — помаленьку стать сильной социал-демократией, «как на Западе», есть утопия. Совершенно аналогичная утопии Гайдара — сделать в России либеральную рыночную экономику «как на Западе». Сначала надо колонии пограбить.Сложность проблемы в том, что нам хочется разобраться в сути по простым, «внешним» признакам. Признаешь революцию — коммунист, не признаешь — социал-демократ. Это — «технологический» признак, но он вторичный, внешний. Следовать таким признакам — значит сковывать и мышление, и практику. А в условиях разлома это ведет к трагедии. Величие Шолохова в том, что он как раз показал такую трагедию: конфликт между разными уровнями разума и чувства, между социальным, политическим и глубинным. Этот конфликт разрушил Григория Мелехова и дорого стоил России. Обществоведы не могли нам внятно объяснить, в чем суть отказа от коммунизма и отхода к социал-демократии, что мечтал осуществить Горбачев. А художников мы не поняли. Давайте хоть сейчас вспомним.Довольно верно дилемму представили братья Вайнеры в их сценарии популярного фильма «Место встречи изменить нельзя». Они дали два образа: один — талантливый человек, движимый сердцем и правдой, а другой — разумом и правом. По замыслу Вайнеров, верх берет второй. Это и есть дилемма «коммунист — социал-демократ», пусть упрощенная. За ней — дилемма «Россия — Запад», а шире «дикость — цивилизация».Фильм поставлен С.Говорухиным. Он не выполнил «социальный заказ» Вайнеров, показал «коммуниста» Жеглова не ходульным, а во всех красках нашей реальности. Зрителю дан и другой, по замыслу более привлекательный образ — цивилизованного Шарапова. Мы как бы должны были выбирать и отвергнуть Жеглова. «Литературная газета» даже стала подсказывать тугодумам: Жеглов — это образ тоталитаризма, образ сталинщины. Совершенно правильная по сути ругань.Каков же был общий вывод? Что без Жеглова нам, в нашей реальности, никак нельзя. Он нам близок, хоть и может наломать дров. А Шарапов нам очень симпатичен, но в наших условиях он дееспособен лишь если его подпирает плечо Жеглова. И сама перспектива устранить Жеглова из жизни и обойтись Шараповым — страшна, ибо тогда заест нас «черная кошка». А где-нибудь в Швеции, конечно, Жеглов и не нужен, а Шарапов молодцом — там у него будет не старый автобус на лысых шинах, а прекрасный «вольво» с сотовым телефоном и компьютером.Мы аплодируем социал-демократам, которые дают финнам неплохое образование. Но у них затраты на образование 1735 долл. на душу населения, а в России — 6. В триста раз меньше! Так надо нам понять, почему при коммунистах мы имели образование лучше, чем в Финляндии, при затратах в тридцать раз меньших (с учетом, что при Черномырдине школа обеднела раз в десять). Если у нас появятся социал-демократы и возьмут власть, то нам, чтобы дотянуться до финнов в образовании, придется увеличить затраты в 300 раз, что невозможно. И фильм Говорухина это прекрасно объясняет.А что Говорухин ругает коммунистов, так это — рябь на океанской волне. Он ругает внешние признаки КПСС, которые почти всем осточертели. Если бы мы от внешних признаков дошли до смыслов, то изменилась бы вся политическая картина в России и четко пролегли бы линии фронтов и союзов. 1995 Аллилуйщики краха Меня пригласили участвовать в «круглом столе» «Крах советского блока и уроки для левого движения Европы». В Мадриде, в роскошном салоне «Амбассадор». Синхронный перевод на три языка, на столах конфеты. Левые интеллектуалы из Оксфорда, Сорбонны и т. д., издатели журналов. Из каких они партий, трудно понять — они над партиями, представляют мозг левого движения.В первый день наслушался такого, что спать почти не пришлось. Встал рано, вышел побродить. Рядом — прекрасный сквер перед музеем Прадо. Величественное здание Министерства потребления как символ Запада. Все дышит довольством, огромным накопленным богатством. На скамейке, тоже как символ, лежит человек. Бездомных в Мадриде множество, но в этот час все они уже скатали свои одеяла и растворились в городе. Этот, видно, занемог. С трудом, не поднимая головы, жует булку. Бросает ее на землю. Расстегивает штаны и мочится, не поднимаясь. Ему тошно смотреть на прохожих, и он закрывает лицо кепкой. Мне тоже тошно смотреть на него, на Министерство потребления. Все это, в ухудшенном варианте, переносят в Россию. Айтматов, начиная поход против советского строя, поминал Испанию, где построен «настоящий рабочий социализм». Испанцы, которые его возили по стране, сказали мне, что он таких сцен насмотрелся досыта. Знал, что говорит, инженер человеческих душ…Вернулся я в отель, пошел завтракать — сидят мои собеседники по «круглому столу». Уставились на меня и как будто не видят. Я поклонился — никакого ответа. Не понравилось им мое выступление. Чего же я такого сказал? Просто предложил в качестве «урока для европейских левых» разобраться, чему они так радуются при крахе СССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121