Ужасно грубый мужик. Я решил, что не могу позволить так себя унижать.
– Послушайте, – сказал я, – вы профессиональный журналист. Ваша работа – разбираться во всем этом. А я просто путешествую. У меня каникулы. Я не обязан жертвовать своими каникулами. С меня хватит учебного года.
Он медленно обернулся и пробормотал, думая о чем-то своем:
– Ты не обязан жертвовать своими каникулами.
Что он хочет этим сказать? Нет, честное слово, в жизни не встречал таких невеж.
Через некоторое время он повторил эту фразу вновь, громче и со странным ударением:
– Ты не должен жертвовать своими каникулами.
– Вот именно. Я не должен жертвовать своими каникулами. А в чем дело?
– Ни в чем, – сказал он улыбаясь. – Это очень точно.
– Точно? Что значит точно?
– Университет жизни. Первый семестр – рискованные развлечения. Курсовая работа – поехать в третий мир и выжить. Не требуются: жертвы, интерес, интеллект, эмоции.
Невозможный человек.
– Послушайте. Вы ничего обо мне не знаете. Вы не знаете, почему я здесь. Вы не знаете, о чем я думаю. Вас совершенно не интересует, для чего я сюда приехал, и вы... вы... вы не имеете права судить о... обо мне и о моем характере. Я не прав?
Он кивнул, все еще улыбаясь.
– Ты абсолютно прав. Я ничего о тебе не знаю. Ничего вообще. И тем не менее, я оказываюсь тут и сужу о тебе и твоем характере на совершенно пустом месте. Это ужасно.
Взгляд у него был, как у инквизитора, но я не понимал, чего он добивается и очень старался не отвести глаза.
– Ты абсолютно прав. Ты мне совершенно безразличен, и тем не менее, я пришел, уселся рядом с тобой, теперь проведу некоторое время в твоем обществе, уйду и буду думать, что кое-что о тебе узнал. Просто потрясающе. Зачем я к тебе подошел? Если ты мне не интересен, зачем я отнимаю у тебя время?
– Да. Теперь я понял. Очень доходчиво. – Я отвернулся и попытался забыть о его существовании.
Люди бродили по насыпи, болтали и курили; никаких признаков того, что поезд когда-либо двинется. И несмотря на то, что журналист откровенно меня гнал, я не двигался с места. Я боялся опять остаться один.
– Надо написать статью, – сказал он.
– Что?
– Статью о тебе напишу.
– Обо мне? Что вы обо мне знаете?
– Кое-что знаю. Ну-ка, расскажи, что ты делаешь целыми днями?
– Что я делаю?
– Да. Как у тебя проходит самый обычный день?
– Вы что, издеваетесь?
– Нет, я серьезно.
Я с подозрением его рассматривал.
– Понимаете – я путешествую. Я рюкзачник.
– Да, но чем ты занимаешься целыми днями? Что ты делаешь, чтобы тебе не было скучно?
– Скучно? Здесь не бывает скучно.
– Но что ты делаешь? В каждом городе.
Весь его вид выражал неподдельный интерес.
– Ну, сначала приезжаешь. Ищешь отель. Некоторое время отдыхаешь. Несколько дней смотришь город. Ешь. Читаешь. Спишь. Разговариваешь с другими туристами. Думаешь, куда поедешь дальше, потом – знаете – это не так просто достать здесь билеты. Так что сначала к этому готовишься, потом идешь в атаку, полдня воюешь за билеты и на следующий день уезжаешь.
– Понятно. Самое важное и трудное дело в каждом городе – это достать билеты, чтобы попасть в другой город.
– Не правда. Я этого не говорил.
– Говорил.
– Послушайте, хватит. Можете издеваться сколько угодно, но я не собираюсь помогать вам сочинять ваши дерьмовые статейки. Ищите себе другого дурака.
– И не надо. У меня уже все готово.
– Что готово? Что вы собираетесь обо мне писать?
– Пожалуй... ну скажем, так: в наше время в Индию едут не хиппи в своих духовных исканиях, а молодые олухи – дешево и в меру рискованно провести каникулы. Главная мысль будет в том, что путешествие в Индию из акта неповиновения превратилось в форму конформизма, позволяющую амбициозной молодежи среднего класса подтвердить впоследствии в резюме свою способность к инициативе. Современные корпорации предпочитают иметь инициативных роботов, и посещение третьего мира стало тем идеальным горящим кольцом, сквозь которое не страшно прыгать. Вы цепляетесь друг за дружку так, словно вас под присмотром воспитателя вывезли на экскурсию в Эпингский лес. Затем, покончив с таким грязным делом, как путешествие, можно спокойно возвращаться домой, и ваш работодатель будет уверен, что вы более чем готовы сунуть голову в его хомут. Пожалуй, это можно назвать современной формой ритуального обрезания – символ страдания, необходимый, чтобы войти впоследствии в элитное племя Британии. Ваши путешествия – это не расширение, а замаскированное сужение собственных горизонтов. У вас нет ни интереса к Индии, ни понимания проблем этой страны, ни желания посмотреть этим проблемам в лицо. Ваше отношение к Индии – это смесь высокомерия и предрассудков, что является на самом деле наследием викторианского колониализма. Ваше присутствие здесь оскорбительно для индийцев, я в этом убежден. Самое лучшее, что вы все могли бы сделать, это как можно быстрее уебывать обратно в свой Суррей.
– Это ... это не правда. Я очень уважаю индийцев.
– Тогда зачем ты перся через весь состав разговаривать со мной? Что, здесь больше никто не знает английского языка?
– Нет... я просто хотел немного... знаете, очень легко рассуждать, когда живешь в пятизвездочных отелях, да еще за счет газеты. Если бы вы хоть немножко пожили с настоящими путешественниками, вы бы поняли, что здесь полно людей, готовых раздеть нас до нитки. Становишься подозрительным. Это основа самозащиты.
– Это вы-то настоящие путешественники? Ты просто бесподобен. Надо записать, а то забуду.
– Хватит. Вы меня даже не слушаете. Ваш... ваш цинизм просто невозможен. Все совсем не так, как вам представляется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52