Она наивно и простодушно молила свою мать, которую никогда не знала, чтобы та взяла ее к себе, избавив от того ужасного шага, который она вопреки предначертаниям судьбы совершить не в силах.
Но разве можно уйти от велений судьбы? И вот, в ожидании неотвратимой смерти, Бьянка доживала свои последние дни на земле. Солнце взошло и зашло тридцать раз, весна была в самом разгаре, было так тепло, что Бьянка (может быть, в свой последний час) надела новое платье «фантазия», с короткими рукавами и глубоким вырезом по последней моде. После чая в гостиной Ауроры, прежде чем пойти домой, она свернула на набережную Арно. Светили последние лучи заходящего солнца, колокола церкви Сан-Миньято звонили к вечерне, навевая сладкую грусть. Мы изменили бы правде, сказав, что в это время Бьянка о чем-либо размышляла. Она шла просто так, ни о чем не думая, наслаждаясь теплым вечером и закатным светом солнца. Душу ее наполнял безмятежный покой и даже какое-то умиление. Она переживала миг самозабвения, вся растворялась в природе, а для простых и наивных душ — это, пожалуй, минуты наивысшего счастья. Она шла по тротуару у самого парапета набережной. Мимо нее проезжали трамваи, машины; возвращаясь в предместья, катили на велосипедах рабочие. Вдруг она увидела рядом с собой юношу. Он поздоровался с ней. Она узнала кузнеца Эудженио. Он шел подле тротуара, придерживая велосипед рукой.
— Гуляете? — спросил он.
— Да, — ответила она, — а вы?
— А я возвращаюсь домой.
— Вы далеко живете? — спросила она и тут же пожалела, что задала такой вопрос. Она знала, что он живет в Леньяйа. Зачем же она спросила? Из любезности? Чтобы завязать разговор?
— Я живу в Леньяйа. Вы уже спрашивали меня об этом — помните, в тот день, когда Мачисте устроил пирушку, чтобы спрыснуть покупку мотоцикла? Вы еще удивились тогда, что во всем нашем местечке нет водопровода и нам приходится ходить за водой к колодцу.
— Ах, да! — воскликнула Бьянка. Ей вспомнилось, что в тот вечер, желая вызвать ревность Марио, она сказала ему: «Сегодня Эудженио ухаживал за мной». Вспомнив об этом, она невольно взглянула на Эудженио, глаза их встретились, и оба они смутились. Сама того не желая, она улыбнулась в ответ на его улыбку.
— Ну так вот, — объявил он, — все работы закончены. Теперь у нас есть водопровод.
— Да ну? — сказала она. Но без иронии, словно это ее действительно интересовало.
Он добродушно рассмеялся:
— Вот нашел чем развлекать девушку! Какое вам дело до Леньяйа и всех его обитателей!
— Почему вы так говорите? — возразила она. — Там живут люди, которые трудятся, и они достойны всякого уважения! (Кто научил тебя, Бьянка, таким словам? Разве это твои слова?)
Эудженио вел велосипед рядом с собой; иногда, уступая дорогу встречным прохожим, он отставал на несколько шагов. Тогда Бьянка останавливалась, поджидала его. Они пересекли площадь Джюдичи, вошли под портики Уффици; там уже было темно, и после весеннего тепла, согревавшего на набережной, на них сразу пахнуло сыростью и холодом. Бьянка вздрогнула и провела ладонями по обнаженным плечам.
— Я должен поговорить с вами, — сказал вдруг
Эудженио.
— Со мной? — спросила Бьянка. Она поняла, но не хотела понимать. Она сказала: — Вы получили какие-нибудь вести о Маргарите? С ней что-нибудь случилось?
Она не хотела понимать, не хотела слышать ни себя, ни его и в растерянности поспешила ухватиться за первое, что пришло ей в голову: она напоминала девочку, которая вдруг заметила, что мяч пролетит мимо нее, что она его не поймает и он ударится в стену. Эудженио тронуло ее смятение. Он остановился и, опершись на велосипед, сказал:
— Речь не о Маргарите, а о нас. Или, лучше сказать, пока обо мне. Подождите, не говорите мне ничего.
И прежде чем Бьянка могла оправиться от волнения, в которое ее привели эти слова, он сказал, что уж давно питает к ней добрые чувства, даже больше — любит ее, и если сердце Бьянки свободно, если то, что говорили на виа дель Корно о ее помолвке с Марио, не соответствует истине, он подождет того времени, когда она сможет спокойно выслушать его предложение.
Затем он сказал:
_ Я уже не мальчик. Мне двадцать четыре года, и у меня есть специальность. Работа у кузнецов, понятно, тяжелая, но заработки неплохие, можно жить, не зная нужды. Я хочу иметь свою семью. Политика меня не интересует. Свой дом — вот о чем я мечтаю… Вы скажете, конечно, что я только хорошее про себя говорю. Не спорю, у меня есть и недостатки. Я прошу вас лишь об одном — присмотритесь ко мне получше. И если я вам немного понравлюсь…
Бьянка слушала, опершись руками о руль велосипеда, опустив голову, машинально развинчивая и снова навинчивая крышку звонка. Но она слушала его, слушала, не прерывая. Сперва она покраснела, потом стала бледной-бледной. Ее знобило, и ей едва удавалось сдерживать дрожь. А когда Эудженио спросил, что она ему сейчас может ответить, она, глядя поверх его плеча на речную зыбь, сказала:
— Я подумаю и тогда дам вам ответ.
Этого было достаточно, чтобы он почувствовал себя счастливым. Он взял ее руку в свою, но она воспользовалась этим, чтобы попрощаться. Высвобождая свою руку, она взглянула ему в глаза. Прежде чем выйти из-под портика, Бьянка обернулась: он стоял на том же месте, опираясь на раму велосипеда. Она помахала ему рукой.
За ужином Бьянка почувствовала, что она «голодна как волк». Того, что было на столе, ей оказалось мало. Она съела яичницу, потом булочку, которую обмакнула в вино, а перед сном еще одну булочку и выпила чашку молока с толокном, которым ее поили каждый вечер с тех пор, как у нее начался плеврит. И даже когда она легла, она не могла успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136