Наташа настороженно наблюдала за мужем и чувствовала, что внутри ее что-то обрывается. Что-то сильное и крепкое, то, что раньше она привыкла считать незыблемым и постоянным, и от этого ее всю начинает корежить, словно ее внезапно засунули в мясорубку. Стивен обернулся и ожег ее строптивым взглядом:– Да причем тут Таликов? – сказал он. – Я думаю не о Таликове, а о том, что будет в России… И даже не в России, а здесь, в Америке! Я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы нашего сына на занятиях в школе учили, как прятаться от ядерного взрыва… Ты этого не знаешь, а я это хорошо помню… По своей учебе… Ты видела когда-нибудь, как весь класс загоняют под парты и заставляют закрывать головы руками от падающих сверху обломков… Нет, конечно же… – он язвительно усмехнулся. – Вас в Союзе учили, как разбирать Калашников… А нас учили прятаться! Поэтому я не хочу, чтобы наш ребенок, когда вырастет, боялся заокеанского монстра с ядерной дубинкой… Слышишь! Не хочу! И сделаю все, чтобы этого не случилось!– Я не понимаю, о чем ты говоришь… При чем здесь Таликов? – Наташа принялась судорожно, до боли сжимать пальцы у себя на коленях. Стивен посмотрел на жену большими, строгими глазами, но в его словах больше не было раздражения, а в них зазвучало сострадание:– При том… Таликов это тоже Россия… Да, он лишь случайная фигура и никто не хотел его убивать… Но он родился в России! В большой, страшной и несчастной России! А Россия, Наташа, все время только и доказывала, что она нецивилизованная страна! Нецивилизованная! Пойми! Её невозможно переделать – это менталитет такой… Они летают в космос и не могут заасфальтировать у себя дороги… "Две беды в России – дураки и дороги", – это же не я придумал… Они выпускают лучшие в мире танки и при этом не хотят научиться делать даже приличную обувь…Наташа резко поднялась со стула, – внутри нее как будто распрямился тугой, упрямый стерженек.– Стив, ты говоришь ерунду! – голос у нее неприязненно зазвенел. – Толстой и Достоевский, Менделеев и Чайковский – это тоже Россия. Это то, что является достоянием всего мира.– Да той России, о которой ты говоришь, уже давно нет! – Стивен отрешенно махнул рукой. – Её расстреляли, сгноили в лагерях или выслали в эмиграцию… Сейчас есть другая Россия… Россия, которая грозит всему миру коммунистической чумой… Ты посмотри: Эфиопия и Ангола… Ирак и Северная Корея, Китай и Вьетнам, Куба и Никарагуа! Эта зараза везде! Они же бредят мировым господством…Наташа отчаянно заморгала, лицо ее исказилось. Она произнесла бледными, дрожащими губами:– Ты только забываешь, что эта Россия, которая бредит мировым господством, была союзником Америки во Второй мировой войне… И там гибли такие же молодые парни… Под Сталинградом и Курском… Под Москвой и Берлином… Тысячи молодых ребят. Сотни… Сотни тысяч… Они гибли, так же как и американцы… Гибли, для того, чтобы очистить Европу от коричневой чумы… Так вот! Россия, которая воевала с вами против фашистов и Россия, которая заслонила Европу от орд Чингизхана, – одна и та же Россия… Одна и та же! Сахаров и Шостакович – это тоже Россия… И нет России той и России этой… Россия одна! Понимаешь? Там живут такие же люди. Они так же любят, так же хотят рожать детей и так же хотят быть счастливыми… И я тоже русская, если ты еще помнишь… А ты думаешь только об Америке! – в голосе у Наташи послышались слезы. – "Америка превыше всего!" Это уже было… У Гитлера! Вы же как фашисты: для вас же люди – фигурки в большой игре… Подходит – играет, не подходит – разменял… Жизнь человека для вас ничто… Да, да! Вы просто фашисты!Стивен отвернулся от жены и с какой-то холодной опустошенностью произнес:– Ну, вот и договорились… Оказывается твой муж – фашист!Ссутулившись, он подошел к шкафу и снял с вешалки куртку. Обернувшись уже в дверях, бросил:– Ладно… Давай закончим этот разговор… Тебе нельзя сейчас волноваться – я схожу в паб, а ты пока успокойся…Наташа, понуро опустив голову, слышала, как за ним захлопнулась дверь. Слезы, душившие её, наконец-то перестали сдерживаться и выплеснулись наружу безудержным потоком – уже не сдерживаясь, она разрыдалась. Когда эмоциональный врыв немного поутих, она подошла к секретеру, достала оттуда афишку с портретом Таликова и размашисто написала на ней красным фломастером – "Ты его тоже убивал!" Взяла скотч и прикрепила афишу на зеркало. Затем зашла в гараж, завела машину и выехала из дома. От соседнего края дороги не спеша развернулся припаркованный серый "Додж" и последовал за ней.
Вашингтон… Арлингтонское кладбище…Арлингтонское кладбище такой же символ Америки, как и слова американского гимна… Ее боль и ее гордость…Роберт Мотс остановил автомобиль, вышел из машины и направился к воротам мемориала. Он прошел по белым ступеням, мимо застывших в почетном карауле морских пехотинцев в белых фуражках, мимо вечного огня неизвестному солдату, и направился вглубь кладбища…После смерти сына Мотс стал воспринимать Вашингтон несколько по-иному. Теперь он ассоциировался у него не только с Белым домом и Капитолием. Неожиданно для себя Мотс вдруг осознал, что Вашингтон – это огромный национальный траурный мемориал…. Мемориал Иво Джима, мемориал героям вьетнамской войны, Арлингтонское кладбище – все это оказалось здесь, совсем рядом, хотя он не раз проезжал или проходил мимо них, но все эти свидетельства трагичной американской истории как бы оставались в стороне от его личной жизни, никак не соприкасались с ним в его повседневном мире.Мотс не спеша шел по белым плиткам тротуара, а мысли неспокойным потоком текли у него в голове…"Странно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183