Освобожденные ловцы губок расспрашивали его. Он давал короткие, односложные ответы. Они спросили Ниса, как случилось, что Сарандаки утонул. Нис рассказал им. Но Хаджи Михали не говорил ни слова.
И вдруг, когда они подходили к Литтосу, он сказал с обычным спокойствием:
— Несправедливо вышло для Сарандаки.
Все молчали.
— Он погиб за освобождение узников с Гавдоса. Это большое дело. Но лучше, если бы это случилось в борьбе за главное. За то, чтобы пришел конец метаксистам или железноголовым. Хотя, мне кажется, это связано. Мне кажется, что так.
И больше он об этом ничего не сказал.
— Мы бедные люди, — сказал он затем Нису. — Но ты скажи австралос , что эта лодка теперь ваша, твоя и их. Можете плыть на ней куда вам угодно.
— Я скажу, — ответил Нис. — А ты что будешь теперь делать?
— Дела много. Надо приниматься за железноголовых, — сказал Хаджи Михали немного погодя.
Нис давно уже передумал все это снова. Что пользы здесь оставаться? Колоть железноголовых булавками в толстые спины — вот все, что можно делать здесь. Больше ничего. Да, да. Больше ничего. Но Нис знал хорошо, что он нарочно говорит себе это, нарочно, чтобы подкрепить свое основное решение ехать в Египет или вообще туда, где готовится окончательный разгром железноголовых. И принять участие в этом, а не в булавочных уколах. Для Хаджи Михали и такие уколы — дело, потому что у него терпения много. Но для него, Ниса, — нет. Он слишком нетерпелив, слишком томится чувством бессилия, невозможностью прямо вцепиться в горло железноголовым и метаксистам. Старшим и младшим братцам.
— Я все-таки не знаю, для чего тебе, собственно, понадобилась связь с англичанами, — сказал он Хаджи Михали, продолжая нить своих мыслей.
— Для того чтобы не действовать особняком. Иначе мы только и можем, что дергать железноголовых за волосы.
— А что же делать?
— Англичане скажут что. Им нужна будет военная помощь.
— Много вы им тут поможете, — сказал Нис.
Лодка теперь легко скользила вдоль берега к бухте Литтос, до которой осталось не больше мили.
— Мы больше всех можем помочь.
— Но чем, чем? — настаивал Нис.
— Вот таким сопротивлением, — сказал Хаджи Михали. — Только мы можем оказать настоящее сопротивление железноголовым. У нас все было готово для отпора метаксистам. Теперь мы это используем против железноголовых, вот и все.
— Вас задушат.
— Всех не задушить. Останутся другие. Есть литтосийцы. Есть крепкие люди на Ласити, и среди сфакиотов тоже немало найдется. А ты думаешь, в Дикте или даже в городах будут молчать? Нет. Нет. Но действовать могут только те, кто готовился к организованной борьбе с метаксистами. Другим это еще не под силу. Только революционеры могут выступить сразу.
— Неплохо, — сказал Нис. — Совсем неплохо. А англичане знают про это?
— А вот для того я и послал к ним Экса. Но я думаю, они и так знают. И всегда знали.
— А если знали, то не очень считались с этим, иначе бы они не поддерживали Метаксаса.
— Да, правда, — сказал Хаджи Михали, прощая англичанам былые грехи. — Но это было раньше, когда они, быть может, боялись крутых перемен. Понятно тебе? Сейчас другое дело. Было бы просто глупо не понимать этого.
— Для них, может быть, не так уж глупо.
— Почему?
— Может быть, они предпочитают метаксистов нам.
— Ну, не настолько уж они глупы, их цель сейчас — разбить железноголовых. Если кто-нибудь может помочь им в этом здесь, так не метаксисты, а мы. А это для них сейчас самое важное.
Нис согласился. Он спорил с Хаджи Михали так же, как недавно Стоун спорил с ним. Ему нужно было, чтобы его самого все время убеждали. И он обрадовался, поняв, что Хаджи Михали смотрит на дело так же, как и он. Ему хорошо запомнилось, с каким цинизмом даже Стоун толковал об этом. Но сейчас дело было не в интересе англичан к внутренней политике Греции. Дело было в том, что здесь они могли найти существенное подкрепление в борьбе против железноголовых. Вся Греция будет против железноголовых. Вся Греция, кроме метаксистов. Да, да, да.
Разговор между тем сделался общим, все литтосийцы и ловцы губок, сидевшие в лодке, приняли в нем участие, и все сказанное было повторено с начала, с обстоятельным перечислением всех за и против. Нис слушал краем уха. Он смотрел на приближающуюся деревню и думал: а что, если туда пришли железноголовые?
— Наверно, уже сидят там и ждут нас, — сказал Берн. Он отгадал мысли Ниса.
— Не знаю, — сказал Стоун. — Я знаю только, что я хочу спать.
— Выспишься, — сказал Берк. — Мы для того так и стараемся, чтобы ты мог поспать спокойно, а наутро познакомиться со всей немецкой армией.
— Устал я, — сказал Стоун.
— Вот, вот. Особенно у тебя, должно быть, шея устала.
Нис рассказал им, что лодка теперь в их распоряжении.
— Все равно придется подождать английского майора, — сказал Стоун.
— Того, который с Талосом? — спросил Нис. — Они не пожалеют, что не попали в Хавро Спати.
— Да, с этим чертенком не выйти бы им живыми, — сказал Берк.
— Мне жаль Макферсона и другого инглези , — сказал Нис.
— Все равно — не здесь, так в другом месте, — сказал Стоун.
— Помнится, Макферсон что-то такое говорил, что вот пришли сюда воевать против немцев, а кончили тем, что воюем против каких-то греков. Он понимал, в чем тут дело.
И Стоун и Берк усомнились в том, что Макферсон понимал. Но они промолчали. Говорить было уж некогда, потому что лодка огибала песчаную косу, замыкавшую бухту. Узники с Гавдоса оживленно переговаривались, стараясь разглядеть, не видно ли на берегу тех, кто был на первых лодках.
— А вдруг здесь железноголовые? — сказал Нис по-английски.
— Вот и я об этом думаю, — сказал Берк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73