но она сама была полна беспокойства. Так все сложно. Все, что совершается и происходит вокруг. Она знала, что ей многое ясней, чем ему, но не хотела оказывать на него давления.
— Солнце уходит, — сказал Квейль.
Солнце было теперь позади, в стороне; оно уходило к западу, за море и невысокую горную гряду.
— Надо идти, — прибавил он.
Они встали и, легко ступая, пошли вниз по склону.
— Здесь, конечно, не то, что там, — продолжал Квейль, когда они вышли на дорогу.
— А в Афинах очень плохо?
— Да, примерно то же, что и раньше. Ждут немцев.
— Фашисты что-нибудь предпринимали в городе?
— Мне кажется, все это одна болтовня. Не думаю, чтобы в самом деле были какие-нибудь беспорядки. Их прекратили бы.
— Мы сами прежде так думали. И в результате получили Метаксаса.
— Это другое дело, — возразил он.
— Так говорит отец.
Она нарочно сказала неправду.
— Идем, — прервал Квейль, и они направились к лагерю.
33
На другой день он приехал в лагерь только к вечеру.
— Прости, что так поздно, — сказал он, когда увидел ее.
Она спросила, что произошло.
— Я хлопотал о том, что должно произойти.
Она расстелила одеяло на солнце; он сел.
— Со мной, как видно, не спешат расстаться, — продолжал он.
— Ты будешь летать?
— Вероятно. Патрулировать. Можешь ты поехать со мной сегодня в тот конец города? Я нашел священника. Годится?
— Что?
— Священник. Я знаю, как это тебя беспокоит.
— Очень мило, — ответила она и громко засмеялась. — А в общем разве это так важно? Для тебя это имеет значение?
— Нет. Может быть, имело бы, но сейчас не такое время.
— А не пожалеешь? — спросила она улыбаясь.
— Черт возьми! Ты, кажется, издеваешься?
— Нет. — И она опять засмеялась. — Мило. Очень мило.
— Ты можешь поехать сейчас?
— Да.
Она чисто по-женски наклонилась, подчеркнуто звонко, с усмешкой поцеловала его в губы и потерлась носом о его лоб в том месте, где не было ссадин.
— Это зачем? — спросил он.
— Разве все бывает зачем-нибудь?
— Обычно такие вещи — да.
— Как ты себя чувствуешь?
— Очень хорошо, — ответил он недоумевая.
— Ну вот, я это сделала, потому что ты хорошо себя чувствуешь.
— Едем? — спросил он, приподнявшись, и сел возле нее, вытянув ноги.
— Пойду надену шляпу, — ответила она.
На ней было ситцевое платье и белый джемпер. Она поднялась, чтобы пойти в палатку.
— Не надо шляпы. Идем, — сказал он и тоже встал.
— Разве англичанки ходят в церковь без шляпы?
— Мы будем венчаться не в церкви. Идем.
— Хорошо, — ответила она, и они пошли по комьям краснозема к дороге. Там их ждал грузовик. Они проехали вдоль побережья, через весь город, мимо разрушенных бомбами домов и спустились по отлогому горному склону. У ворот военного лагеря, близ бочек с бензином, загромождавших дорогу, перед изгородью из колючей проволоки стоял часовой. Квейль показал ему свой документ. Часовой осведомился о Елене.
— Нам надо видеть отца Никсона, — сказал Квейль.
— Зачем?
— Чтоб обвенчаться.
— Что ж, ваши документы как будто в порядке.
— Хотите, я схожу за священником и приведу его сюда? — спросил Квейль.
— Нет. Не надо. Можете въехать.
— Спасибо, — сказал Квейль, и они въехали в лагерь.
Квейль велел шоферу остановиться у небольшого дощатого домика. Он помог Елене выйти из машины и при этом обратил внимание на ее загорелые ноги.
— И чулок нет, — сказал он с улыбкой.
— Это ты виноват, — ответила она.
— Будем надеяться, что священник не обратит внимания.
— Нам придется что-нибудь говорить?
— Нет. Не беспокойся.
Она взяла его под руку, и они вошли в дом. Там стоял столик с пишущей машинкой. Небольшого роста, совершенно седой человек, в очках без оправы на облупившемся от солнца носу, вышел к ним с какими-то бумагами в руках.
— Добрый день, — приветствовал он их.
— Нельзя ли поторопиться и сделать это сейчас? — спросил Квейль.
— Вы желаете сейчас же обвенчаться?
— Да. Документы в порядке?
— В порядке. А с вами есть кто-нибудь?
— Никого, — ответил Квейль. — Разве это необходимо? Познакомьтесь: мисс Елена Стангу, мистер Никсон.
Они пожали друг другу руки, и священник положил бумаги на стол. На нем была только рубашка и короткие штаны защитного цвета. Елена заметила у него на шее красный треугольник загара.
— Нужны какие-нибудь свидетели.
— Шофер, — сообразил Квейль.
Он крикнул в дверь шоферу, чтобы тот вошел.
Дремавший на солнце широкоплечий йоркширец медленно вылез из машины. Квейль спросил его, не согласится ли он присутствовать при церемонии. Тот улыбнулся и ответил, что с удовольствием. Священник надел сюртук защитного цвета и принес из соседней комнаты молитвенник.
Квейль и Елена стали рядом. Пока священник читал молитвы, Квейль смотрел на пыль Египта, впитавшуюся в шершавый переплет, и на побуревший от жары золотой обрез книги. Он не слушал, что читает священник, и не думал прямо о Елене, а неопределенно обо всем, что связано с ней. Ему хотелось, чтобы Хикки был здесь, и Макферсон, и Нитралексис. Вот Нитралексис порадовался бы. Квейль представил себе, как Нитралексис радостно хохочет по случаю их бракосочетания, и задал себе вопрос, уехал ли бы Нитралексис из Греции, если бы был жив; вероятно, нет; ушел бы с Мелласом в горы. Меллас тоже одобрил бы поступок Квейля. Как было бы хорошо: Хикки, Нитралексис, Макферсон и Меллас. И больше никого не надо, и все было бы в порядке.
Его взгляд упал на белый лист бумаги возле машинки, покрытый пылью, на белые палатки за окном и марширующих новозеландских солдат в островерхих шляпах, потом на белые брови седого священника. «Сколько ему может быть лет?» — подумал Квейль. И почувствовал теплую руку Елены в своей руке, в то время как священник продолжал что-то говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119