Одной рукой ему трудно было делать быстрые повороты. Иногда он останавливал машину, когда дорога поворачивала слишком круто. И всякий раз, когда они подъезжали к крутому повороту, за которым начинался подъем, он отчаянно ругался. Его раздражал вид большого грека, сидевшего, как истукан, рядом с ним, с винтовкой в руках.
— Ну как он? — то и дело спрашивал Тэп Елену.
— Не знаю, — отвечала Елена. Она поддерживала голову Квейля. Ноги его лежали на коленях у маленького грека. Солнце светило снизу, и лучи его, проходя сквозь стекло, рисовали узоры на бескровном лице Квейля.
— Бедный инглизи, — тихо сказал маленький грек.
Лишь недалеко от перевала на дороге появилась жизнь. Сначала мулы, запряженные в большие двухколесные повозки, потом пушки и зарядные ящики. Сначала это было не страшно. Тэп вел машину по наружному краю дороги, так как греки держались внутренней стороны, считая, что так безопаснее. Потом дорога опять стала петлять, а Тэп не был уверен в себе. Править машиной, когда едешь по краю обрыва, было мудрено, даже если ехать совсем тихо. Миновав два небольших обоза, Тэп придержал машину.
— Не могу больше, — сказал он Елене.
— Что с вами?
— Мулы и прочее. — Тэп остановил машину и обернулся назад. — Боюсь, что свалю вас в пропасть.
— А вы езжайте медленней.
— Нельзя, — сказал он. — Приходится ехать быстро, иначе не взять подъема. Но если вы не боитесь, то пожалуйста. Едем дальше, если вы так хотите.
— Ничего не поделаешь, Тэп, — ответила Елена. — Надо.
— О'кэй. А как Джонни?
— Не знаю. Дыхание очень слабое. Боюсь, что он серьезно заболел.
— Это все усталость. Очень уж много было всего.
Тэп снова включил мотор, и они медленно стали подниматься вверх по наружному краю дороги, хотя вся дорога была свободна. Они приближались к вершине. День склонялся к вечеру, и Тэп думал, как они будут ехать ночью. Он безусловно не сможет править машиной ночью. Даже сейчас он правил с большим трудом. Они спешили, но он свалит всех в пропасть, если попытается править ночью, — в этом он был уверен. До вечера он еще кое-как справится. И как раз в ту минуту, когда он думал, что до вечера справится, машина подошла к образовавшейся на дороге пробке.
У вершины горного прохода в густой грязи поперек дороги стоял грузовик.
— Что там еще? — сказал Тэп и остановил машину.
Впереди, насколько хватал глаз, стояли греческие грузовики. Грузовики были старые, расшатанные, разбитые, грязные, неисправные, и они стояли вкривь и вкось на дороге, загромождая ее до самой вершины и исчезая из виду по другую сторону прохода.
— Поздравляю вас, — сказал он Елене. В ответ он услышал тихий шорох на заднем сиденье.
— Что такое? — спросила Елена.
— Никогда не видал ничего подобного, — сказал Тэп. — Забили дорогу на несколько миль.
Большой грек вылез из машины и подошел к кучке людей, растерянно стоявших у заднего грузовика. Они не ответили на его приветствие.
— Мы везем раненых инглизи. Летчиков, — сказал большой грек. Его отрывистые слова заставили стоявших поднять на него глаза. Его лицо, его поза, его голос были совершенно бесстрастны. Он не просил, не спрашивал. Он просто говорил.
— Проходи, — сказал шофер заднего грузовика. — Авось тебе повезет дальше.
Грек ничего не сказал и прошел дальше. Он поднялся выше и увидел за поворотом такое столпотворение, из которого, казалось, не было никакого выхода. Мы слишком беспечны, подумал он. Мы не смотрим как следует за механизмами, с которыми имеем дело. Почему, будь они прокляты, почему эти грузовики стоят как попало по всей дороге? Нам надо еще долго учиться. Американцы могли бы нас научить. Мы тут никогда не проедем, будь они прокляты! Интересно, что стал бы делать инглизи, если бы не лежал без чувств? Он всегда хорошо знает, что делать, или умеет притвориться, что знает, а это прекрасный способ заставить других делать, что нужно. Умница! Но тут и он стал бы в тупик.
Большой грек шел по грязи у обочины дороги, иногда бросая «добрый день» солдатам, стоявшим кучками или сидевшим около грузовиков, или на краю дороги в ожидании, что господь бог подаст им сигнал двигаться дальше. Он поднялся до самой вершины горы и наконец подошел к концу колонны и первоисточнику всей этой неразберихи. Здесь он увидел старый восьмиколесный грузовик, принадлежавший когда-то некоей строительной компании. Грузовик частью врезался в насыпь, частью увяз в дорожной грязи.
Он видел, как шоферы и солдаты, нагнувшись, всматривались в мотор, и слышал, как они спорили.
— Что случилось? — как можно безобиднее спросил он, подходя к ним.
Один из нагнувшихся над мотором поднял голову:
— Ты понимаешь что-нибудь в машинах?
— Нет. Не понимаю. Сломалось что-нибудь?
— Вот и я тоже хочу знать, что сломалось. Потому-то я и здесь.
— Сколько времени это займет? — спросил большой грек равнодушным тоном, понимая всю рискованность своего вопроса.
— От недели до месяца, — ответил другой ядовито.
— Мы везем раненых инглизи и сестру. Мы не можем стоять на месте. Может быть, инглизи сумеет наладить это. Сейчас я его позову, — сказал большой грек и внушительно плюнул, глядя на собеседника, который всем своим видом старался показать, что все равно ничего не выйдет. Большой грек поспешил назад и невольно отметил, что уже смеркается. Лишь бы инглизи со сломанной рукой отнесся к делу со вниманием и не сердился.
Миновав последний поворот, он увидел Тэпа, стоявшего на подножке машины.
— Барышня, — обратился он к Елене, — будьте так добры, спросите инглизи, не пойдет ли он со мной, — может быть, он сумеет починить грузовик, который загородил дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119