Постыдной воздушной болезни, одолевавшей меня в самолете-заправщике, и ужаса, который я начала испытывать перед каждым полетом, оказалось достаточно, чтобы отбить у меня всякое желание соваться в министерство. Таким образом, после встречи с Мильхом я отложила поход к фон Грейму на десять дней. Потом я взяла себя в руки. Мильх, вдруг поняла я, рассчитывал именно на такую мою реакцию.
Мне сказали, что генерал готов принять меня в следующий понедельник.
Я вошла в светлый уютный кабинет. На шкафу для хранения документов стояла ваза с цветами, а на углу рабочего стола – фотографии жены и детей.
Фон Грейм выслушал мой рассказ о письме пилота-планериста не перебивая. Когда я закончила, он небрежно спросил:
– Как зовут этого пилота?
Я молчала.
– Вы собираетесь показать мне письмо?
– Герр генерал, – сказала я, – этот человек сильно рисковал, когда писал мне.
– Разумеется, – сказал фон Грейм все тем же дружелюбным тоном. – Его могут отдать под трибунал. Если вашего знакомого обвинят в разглашении военных секретов штатскому лицу в военное время, что вполне вероятно, то могут приговорить и к расстрелу.
Как я ненавидела министерство! Я ненавидела бесконечные, похожие один на другой коридоры и тысячи кабинетов, где сидели люди, которым в голову не приходило ни единой самостоятельной мысли с раннего утра и до позднего вечера. Как я ненавидела тупость, неизменно сопутствующую этой их дисциплине, расцветающую вокруг нее буйным цветом наподобие одуванчиков, пестрящих по откосам железной дороги. И саму дисциплину я ненавидела, покуда она не имела прямого отношения к выполнению конкретного задания. Несгибаемая, ничего не видящая и не слышащая, не имеющая никакой цели помимо самоутверждения: хлыст, с помощью которого отец пытался воспитать моего брата и сломил его волю.
Я старалась держаться по возможности дальше от этого мира прямолинейных суждений и ограниченных мыслей и давно решила игнорировать тот факт, что по роду моей деятельности мне приходится так или иначе иметь с ним дело. Я полностью сосредоточилась на своей работе. Этого было достаточно.
Но тот факт, что я старалась игнорировать этот мир, означал, что я окажусь в заведомо невыгодном положении, когда мне придется с ним столкнуться. Я не понимала языка, на котором здесь говорили. Мильх, по крайней мере, совершенно недвусмысленно выразил свое отношение ко мне. В общении же с другими людьми я никогда толком не понимала, говорят ли они то, что думают, или имеют в виду ровно противоположное.
Сидя в кабинете фон Грейма, я понятия не имела, на моей он стороне или нет. Если нет, пока я еще ничем себе не навредила, но вот-вот могла совершить ужасную ошибку.
Я встала.
– С вашей стороны было очень любезно принять меня, герр генерал. Я знаю, что вы очень заняты.
Я двинулась к двери.
– Да сядьте, – сказал он. – Вы же все заранее знали, когда шли сюда. Чего вы от меня ожидали?
– Я надеялась на вашу помощь.
– Почему вы обратились ко мне?
– Мне посоветовал генерал Удет.
– Понятно. Да, Эрнст здесь не в силах ничего поделать. Вы разговаривали еще с кем-нибудь?
– Да, я обращалась к генералу Мильху.
– К Мильху? Вы обращались к Мильху? И что он сказал?
– Он настоятельно попросил меня ограничить мои интересы сферой непосредственных служебных обязанностей.
У фон Грейма дернулись губы.
– И тем не менее вы пришли ко мне?
– Я считала это своим долгом, генерал. Если ничего не предпринять, эти люди погибнут.
– Они в любом случае могут погибнуть, – сказал он. – Однако вы правы. Но вы не можете рассчитывать, что я предприму какие-либо шаги для решения такого дела, не располагая конкретными фактами.
Конечно, я не рассчитывала. Я вынула письмо из внутреннего кармана куртки.
– Герр генерал, вы можете дать мне слово?…
– Дать вам что?
Он недоуменно вытаращился на меня. Через несколько секунд он рассмеялся и протянул руку за письмом. Я отдала его.
Лицо фон Грейма утратило веселое выражение, когда он начал читать. Он сделал несколько пометок в своем блокноте, потом отдал письмо мне.
– Оно ваше, – сказал он, увидев мое изумление.
– Спасибо.
– Спасибо вам, что вы пришли ко мне. Я ценю ваше прямодушие. Однако должен предупредить, что вам не стоит вступать в подобные переговоры с представителями командного состава военно-воздушных сил. Да и сухопутных войск тоже.
– Я поняла, герр генерал.
– Я выясню, что можно сделать. – Он встал с кресла и прошел через кабинет, чтобы открыть передо мной дверь. – Вашего корреспондента не отдадут под трибунал.
Я подняла глаза (он возвышался надо мной) и встретилась с ним взглядом.
– Мы ни о чем не договаривались, – сказал он. – Я просто получил информацию.
– Благодарю вас, герр генерал.
Я покидала министерство с чувством, что здесь можно доверять от силы пяти-шести людям, но фон Грейму можно доверять безусловно.
Однажды в среду утром, на седьмой неделе испытаний планера-заправщика, я вошла в инструктажный кабинет с приветливой гримасой, которая, казалось, уже намертво прилипла к моему лицу.
– Та-а-ак, – протянул инструктор, рассматривая полетный лист. – Для вас сегодня нет работы.
Он всегда держался благожелательно.
– Они отказались от него, – сказал он. – От вашего летающего корыта, вычеркнули его из списков. Сдали в металлолом.
Волна радости стала медленно подниматься в моей душе. Достигни она моего лица, оно озарилось бы улыбкой, способной осветить весь Рехлин.
Офицер продолжал листать бумаги.
– Впрочем, кое-что для вас все-таки есть. Сельскохозяйственные машины.
Рано я, оказывается, распрощалась с десантным планером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139