— Да ладно, Хасан, завязывай кислячиться, я ведь шучу, ты же знаешь, — успокоил я его.
Я подошел и поздоровался с Качи-вачи:
— А ты, грузин, что здесь делаешь? — спросил, подсев к нему.
— Чай пью, нэ видишь что ли, — ответил Качи-вачи заплетающимся языком.
— Хасан, как это ты допустил такое, почему первая рота кайфует нашим чаем? — спросил я, изображая удивление.
— Да у нас уже полмешка растащили, пока ты по кишлаку шарахался, уже почти все про чай прознали, — с раздражением в голосе высказался Хасан, присаживаясь рядом.
— Вай-вай Хасан, как я тебе бедному сочувствую, вот-то тебя обсосали, — произнес я певучим голосом, поглаживая Хасана по голове.
— Ага, жди, обсосешь ты этого таджика, он наш чай куда-то затырил, и теперь все стрелки на Петруху переводит. Машину ротного уже зае…али клиенты. Ротный весь на изменах, ни хрена понять не может, чего это все за чаем приезжают. В общем, ротный в эфир прокричал, если кто еще приедет за чаем, по е…альнику получит, — высказался Туркмен, спрыгивая в брони БТРа.
— А ротный случайно не въехал, что это за чай? — спросил я, посмотрев на него.
— Не ссы, не въехал. Он там с прапором брагу квасит, им не до чая, — обнадежил меня Туркмен.
— Хасан, а куда ты чай дел? — спросил я Хасана.
— Закопал навэрно, — промямлил Качи-вачи.
— И ловушек вокруг понаставил, — добавил я.
— Юра, где ты лазил? —теперь уже поинтересовался Туркмен.
— Да так, встретил возле мечети муллу какого-то странного, поболтали с ним немного.
— О чем это интересно ты с муллой мог болтать. Не о вере ли? — спросил удивленно Хасан.
— И о вере, и о жизни, и ваще. Неглупый дедок, этот мулла. В кишлаке мне сказали, что он в Союзе на зоне сидел.
Я встал и начал снимать с себя Хасана шмотки, после чего подошел к своему танкачу, и повернувшись спиной к Хасану, достал из кармана четыреста афганей, незаметно сунув их в карман Хасановского ХБ. Про случай с крадеными магазинами я пока решил не рассказывать, во избежание подковырок со стороны пацанов.
— Я прэдставлаю, как этот мулла малытву читает по фэне, вэсь такой на пантах, — Качи-вачи раскинул пальцы как урка и произнес с растяжкой: — Аллах велык в нату-у-рэ!
— Качи-вачи, ты че, Аллаха ваще не боишься? — перебил я грузина.
— А чего я его боятса буду.
— А ты не мусульманин что-ли? — спросил я, протягивая хэбэшку Хасану.
— Юра, гонишь да? Я хрэстьянин.
— Да ну, ни п…зди.
— Грузины не мусульмане, Юра, ты че паришься, — поправил меня Хасан, беря у меня из рук свои шмотки.
— Да это вы мне мозги парите! Цаца мне недавно втирал, что он ярый мусульманин, — недоумевал я.
— Да, Цаца мусульманин, только он абхазец, — поправил меня Качи-вачи.
— А какая нахрен разница? — спросил я.
— Как какая, балшая разница, — ответил Качи-вачи.
— Да хрен вас поймет, там татарин не татарин, тут грузины не грузины.
— Панимаешь Юра, абхазец, это савсэм другой националность, а грузын, это…
— Вон БМПшка разведчиков в нашу сторону едет, — прервал грузина Хасан.
Мы повернули головы, со стороны гор, мимо блока взводного в нашу сторону направлялась БМПшка.
— А чего это они в горах делали? — спросил я, привставая.
— А хрен его знает. Сейчас подъедут, и узнаем, — пояснил Хасан.
Через пару минут к нам подкатила БМПшка разведчиков, она остановилась рядом с нашим БТРом, потом резко развернулась к нам боком и заглохла.
На броне находился Артиков, он сидел на башне, под ногами у него лежало что-то похожее на тело человека.
— Артик, откуда вы?! — выкрикнул Хасан.
— С гор спустились, бакшиш везем комбату, в виде духовского снайпера, — ткнув ногой лежащее на броне тело, ответил Артиков, закуривая сигарету.
Сверху БМПшки почти одновременно открылись два люка, из люков вынырнули Семен с Царевым.
— С чем пожаловали, ваше величество? — подколол я Царева.
— Урод этот Бабтиста ранил, — ответил Царев, и не оборачиваясь показал большим пальцем через плечо, в сторону башни, за которой лежал пленный дух.
— Тяжело ранил? — спросил я, подходя к БМПшке, чтоб посмотреть на духа.
— Сами гляньте, — сплюнул с башни Артиков.
Все остальные тоже поднялись и последовали за мной.
Пуля разворотила Баптисту челюсть и пробила плечо.
Баптист — это парнишка по имени Илья, водила со второй роты. Он был мой земляк, из Казахстана. По национальности тоже русский, но строго придерживался какой-то непонятной веры, и его прозвали Баптистом. Хотя Илья был против такого прозвища, он говорил: «Я к баптистам никакого отношения не имею, я отношусь к уральцам староверам, а баптисты это совсем другое». Но мы нифига не разбирались в этих верах, староверы — нововеры, нам было на это наплевать. Просто слышали, что есть в союзе какая-то запрещенная секта — баптисты, поэтому и прозвали Илью — Баптистом. Илья отслужил полтора года и считался «дедом», он не курил, не пил, не матерился, и за время службы в Афгане ни разу не выстрелил из оружия, так как это противоречило его вере. Комбат считал это дурью, и поначалу пытался выбить из головы Ильи эти сектантские заморочки, но ничего не добившись, плюнул, и посадил его водилой на БТР. К тому же Илья был всегда послушным, исполнительным и работящим парнем, и никогда не нарушал дисциплины, а такое поведение среди советских солдат было большой редкостью.
Я подошел к БМПшке и глянул на лежащего духа. Голова его была рассечена чуть выше лба. Руки и ноги духа были связаны каким-то проводом. Я приподнялся на цыпочки и заглянул ему в лицо, оно было наполовину в запекшейся крови вперемешку с пылью.
— Он хоть живой? — спросил я, взглянув на Артикова.
— Еще какой живой, падла, — отозвался Артиков и, ткнув носком сапожка духу в лицо, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110