Я записался в книге постояльцев под именем Сайлас Кобб и заплатил пару шиллингов за две ночи вперед, что давало мне право не только на ночлег, — пояснила она своим кротким голосом, — но также на завтрак и ужин. А если мне понадобится еще что-нибудь — эль, табак, услуги горничной, — я должен, не раздумывая, сразу же дать ей знать. Скромно потупив свои черные глаза, она упомянула о юных леди, поглядывавших на нас из-за прикрытых занавесами дверных проемов, пока мы поднимались вверх по лестнице. Я заверил ее, что ничего такого мне не нужно
— В сущности… — Я выудил из кармана очередной шиллинг, который постарался незаметно сунуть ей в руку. — Крайне необходимо, чтобы во время моего пребывания в вашей гостинице меня никто не тревожил. Никто, ни днем, ни ночью. Вы понимаете меня?
По реакции госпожи Фокс я догадался, что ей не раз приходилось слышать подобные просьбы от постояльцев.
— Конечно, господин Кобб, — улыбнувшись, прошептала она и смущенно опустила глаза, взглянув сначала на связку ключей, висевших у нее на поясе, а потом на черного кота, сопровождавшего нас вверх по лестнице. — Ни одна живая душа не побеспокоит вас. До тех пор, пока вы проживаете под моей крышей. Уверяю вас.
Когда она вместе с котом удалилась, я положил свой ранец на кровать и окинул взглядом комнату. Своими скромными размерами и спартанской обстановкой она напоминала монашескую келью; здесь имелись лишь жесткий стул со спинкой из перекладин, стол и кровать на четырех ножках с тощим тюфяком. Но комнатка была довольно чистой и отлично подошла мне. Через крошечное оконце я увидел колокольню тюрьмы Бридуэлл, а далеко за ней маячил северный конец Лондонского моста, и его вид весьма приободрил меня, сделал мое изгнание — как я уже мысленно назвал свое бегство — немного более терпимым. Я сел на кровать, судорожно вздохнул и порадовался, что мне удалось выбрать правильное местечко.
Прибыв в Эльзас часом раньше, я чувствовал себя подавленным и крайне расстроенным. Испытания прошедшей ночи измотали меня, и я не придумал ничего лучшего, как, по примеру многих, поискать убежища в этом районе. Сначала я подумывал, не снять ли комнату в «Золотом роге» или в «Голове сарацина», но в итоге отказался от этих мыслей. И в том и в другом месте я мог столкнуться с доктором Пиквансом, отношения которого с Генри Монбоддо пока оставались для меня загадкой. Кроме того, таверна «Полумесяца» выглядела чуть более респектабельно — если можно так выразиться, — чем оба те заведения. Я прибыл туда к открытию, и в тот момент миссис Фокс провожала к выходу нескольких богато одетых господ, сопровождаемая черным котом, который следовал за ней повсюду, как за ведьмой. В остальном дом выглядел пустым, если не считать тех юных леди, которые поглядывали на нас из своих занавешенных комнат.
Да, сказал я себе, ложась на кровать: пожалуй, здесь я буду в безопасности. И все же на всякий случай я вытащил пистолет из ранца и положил его рядом с собой.
Сон сморил меня почти мгновенно, и проснулся я только в начале вечера, когда на Лондонском мосту уже зажглись первые желтые фонари. Карманные часы сообщили мне, что я проспал без малого десять часов.
Еще одурманенный сном, я поднялся с постели и вытащил из ранца два пузырька: два из трех в общей сложности приобретений, сделанных перед тем, как снять комнату. В первом пузырьке был лечебный отвар из листьев ежевики, купленный у аптекаря по фамилии Фоскетт, сообщившего мне, что сие лекарство, созданное в его личной лаборатории, является превосходным средством от болячек во рту и (как он, подмигнув мне, выразился) в «тайных членах». Я тоже подмигнул, выразительно поморщившись, и позволил ему предполагать все, что угодно.
Вскипятив в чайнике воду, я вылил в нее отвар ежевичных листьев, размешал и добавил туда три грамма едкого натра из другой склянки, купленной в той же лавке. Я уже окончательно проснулся и трясущимися руками закрыл пузырьки пробками. Когда настой достаточно охладился, я вылил его в умывальный таз и смочил им волосы, бороду и даже брови. Знал о том аптекарь или нет, но его настойки годились не только для лечения венерических недомоганий. Круглое зеркальце для бритья подтвердило, что из каштанового с проседью цвет моей шевелюры и бороды стал угольно-черным. Вдобавок, по излюбленной моде кавалеров, я подстриг бороду клинышком.
Наконец, я достал последнее утреннее приобретение, костюм, купленный у торговца мужской одеждой на Уайтфрайерс-стрит. Сложив и убрав с глаз долой мой скромный наряд книготорговца — потрепанный камзол, бриджи, протершиеся сзади почти до дыр, и чулки со спущенными петлями, — я постепенно облачился в новый костюм. Во-первых, фиолетовый камзол с золотыми пуговицами, затем пара украшенных лентами бриджей и подходящие к ним шелковые чулки; а напоследок бархатная шляпа с загнутыми кверху полями, затейливо обшитая фиолетовой лентой. Уж будьте уверены, теперь я стал достаточно заметной личностью, но едва ли кто-то — даже я сам — принял бы ее за Исаака Инчболда. Нет, думал я, приглядываясь к своему отражению в темном оконном стекле: никто не узнает меня, когда сегодня вечером я пойду по делам.
Удовлетворенный достигнутым результатом, я заказал ужин. Вскоре его принесла ко мне в комнату одна из так называемых горничных, крутобедрая девица со щеками цвета дамасской розы и сельским выговором. Она поставила еду на стол, получила за это два пенса и мою благодарность и благоразумно удалилась, даже не взглянув на меня. Ужин, жареная треска с пастернаком, оказался довольно вкусным, и я съел его с отменным аппетитом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149