– Твое здоровье, Друг.Когда Генри представил родителей друг другу, мой папаша и отец Хамира после рукопожатия обменялись многозначительными взглядами, мол, не совсем так я представлял этот торжественный миг, приятель. Зак был весел: то и дело нагибался ко мне и чмокал в щеку, очаровывал мою мать рассказами о Франции, куда он ездил после окончания кулинарного колледжа. Однако на следующий день тетя Луйя, – старшая сестра отца Хамира, если я ничего не путаю, – загнала Зака в угол.– Мне рассказали о твоей жене. Бедняжка! – Она схватила его за руку и притянула пониже: так ей было удобнее. Ей было за семьдесят. Золотые браслеты на запястьях бряцали при каждом ее движении. – Мы, мусульмане, помним, что произнес пророк Мухаммед, когда умер его сын: «Глаза наши влажны от слез, и в сердце боль, однако мы не скажем ничего, кроме того, что приятно Господу».Она погладила Зака по руке.– Красиво сказано, тетя Луйя, – заметила я, думая, что Зак тоже ее похвалит. Но он ограничился отрывистым «угу», извинился и направился к столику с напитками.– Эта дура сама не понимает, что мелет, – заявил Зак по дороге домой. Он неестественно крепко сжимал баранку. Мне показалось, что, будь это возможно, он вырвал бы ее с мясом.– Ну что ты, Зак, – возразила я. – Она очень милая старушка. Нужно быть снисходительнее.– Возраст еще не дает ей права говорить о моей покойной жене.Мне вспомнилась цитата из книги доктора Андерсон: «Вы можете огрызаться, дуться, орать в голос – даже если раньше этого за вами не водилось».Когда мы добрались до дома, я спросила у Зака, не думал ли он заняться йогой. Он остановился в холле. Хэппи носился вокруг – ждал, что его погладят.– Новое увлечение пошло бы тебе на пользу, – сказа-лая. – Хобби поможет принять нового друга и снять стресс.Зак поцеловал меня в лоб и, прежде чем отправиться в спальню, посмотрел на меня так, словно полагал, что я утратила способность соображать.Наступил день свадьбы. Я не показывалась Заку, пока не оделась – будто невестой была я, а не Генри.Несколькими днями ранее Хамир, его мать Ямини и Генри потащили меня в магазин одежды в районе Артезия выбирать сари. Идея принадлежала Хамиру. Я едва не умерла от смущения, увидев, как продавщицы, стоя на возвышении, демонстрируют покупателям шелковые полотнища, прошитые блестящими нитками.– Слушайте, парни. – Я обернулась к Генри. – Это, конечно, очень красиво, но на мне сари будет выглядеть как маскарадный костюм.– Моя свадьба. – Хамир прищелкнул пальцами. – Мне и диктовать правила.Генри рассмеялся:– Так что придется подчиниться, сестренка. Я покачала головой:– Хорошо, но только при условии, что вы тоже нарядитесь во что-нибудь столь же экстравагантное.Хамир скорчил недовольную рожу.Я представила себя экзотической чайной комнатой и остановила свой выбор на оранжевом шелковом одеянии с золотой кромкой и ярко-изумрудной кофточке без рукавов, которая заканчивалась сразу под грудью. Ямини зашла со мной в примерочную и показала, как следует завязывать сари. Она плотно обернула юбку вокруг талии, расправила складочки и перекинула краешек ткани через левое плечо. Когда Ямини закончила меня обряжать, я вышла из примерочной и увидела себя в зеркале. Поразительно: я вдруг превратилась в принцессу из «Тысячи и одной ночи»!Моя фигура, высвобожденная из затертых, скучных вечерних платьев, которых в доме Зака накопилась уже целая гора, стала... скажем так, фигуристей. Шелк облегал меня во всех нужных местах. Обнаженное плечо походило на спелый абрикос, а золотые нити оживляли цвет лица. Я была в восторге. Мне хотелось хлопать в ладоши и скакать от радости, я буквально не могла отвести от себя взгляд. Давно уже я не была такой красивой. Пожалуй, что даже никогда.– Ну? – спросил Хамир. – Как тебе?– Просто оборзеть можно. – Я обняла его за шею и рассмеялась. Возмущенная Ямини обернулась к Хамиру.– Сын, – произнесла она с четким английским акцентом, – чему ты учишь эту девушку?...Я посмотрела в зеркало, висевшее в ванной комнате Зака. Макияж вроде наложен правильно (как накраситься, мне тоже подсказал Хамир, вызвавшийся быть моим стилистом). Надеюсь, сари надето правильно.– Ну как, готов? – крикнула я через дверь.– Да, а ты? – откликнулся Зак.Я вышла в гостиную, шелестя шелком и цокая по паркету открытыми золотистыми сандалиями.– Ну? – спросила я. – Что скажешь?Зак улыбнулся. Закат бросал на его лицо персиковые и золотистые отблески. В этот миг он был настоящим красавцем: черный костюм и желтый галстук, под цвет выгоревших на солнце волос.– Джесси, какая же ты красивая, – сказал он.– Спасибо. – Я взяла его за руку. Мне было чем гордиться, и я даже не заметила, что, наверное, впервые с далекого детства приняла комплимент без гримас, шуточек, закатывания глаз и прочего. Сейчас я не сомневалась в своей привлекательности.
Нам никто ничего не сказал о лошадях.Мать, отец, Зак и я, вместе с сотней прочих гостей, сидели внутри огромного шатра в поместье Силвер-Лейк. Над нами возвышался особняк, выстроенный когда-то для двух звезд немого кино: поговаривали, будто там водятся привидения. В мощенном плиткой бассейне поблескивали плавучие свечи. Короткие волоски у меня на загривке то и дело вставали дыбом. Интересно, смотрит сейчас на меня кто-нибудь? Только не привидение, надеюсь.Зак сидел справа от меня, а родители – слева. Прямо перед нами, в центре шатра, стоял друг Генри и Хамира, Райчан, профессор коранистики из Сан-Франциско и тоже гомосексуалист. Он должен был проводить церемонию.Цок-цок, цок-цок... Все обернулись на звук: на белых жеребцах к нам приближались Генри и Хамир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86