во-первых, добраться до выхода, это очевидно, и во-вторых, найти центр лабиринта, или условный центр, определяемый наличием в нем какого-либо артефакта, живого или неживого. Все остальные цели являются иллюзиями в силу их производности от этих двух и несамостоятельности.
В любом случае, какая бы цель перед вами ни стояла, лабиринт придется пройти насквозь. От и до. Если бы это было не так, лабиринт представлял бы собой бессмысленное нагромождение пространственных объектов (ходов, тупиков, вилок, этажей и т. д.) и черную дыру потерянного времени. К счастью, с лабиринтами такого не случается – никто еще не называл их «бессмысленными» или, например, «чудовищными порождениями человеческой фантазии». Совсем наоборот: у каждой такой фантазии – своя, вполне конкретная и содержательная функция. Скажем, лабиринт в наиболее древнем его варианте служил сдерживающей силой для различных хтонических объектов, порождений матери-Земли или папы-Океана (каким был и знаменитый Минотавр, сын Посейдона). Позднее появились лабиринты для удовлетворения эстетической и интеллектуальной потребностей публики. А еще позднее лабиринты стали использоваться в качестве игрушек и в этой роли вновь вернулись к своему архетипическому инварианту – лабиринту, таящему внутри себя опасность хтонического типа. То есть монстров, которых нужно победить. При этом монстры могут быстро размножаться и иметь вполне человекообразные очертания. Но это сути не меняет – они предназначены для того, чтобы убивать, и этого достаточно.
Однако у лабиринтов всех типов есть общее свойство – их сверхзадача. Они существуют, чтобы впустить, но не выпустить. Как ни странно, именно это, а не что другое, придает им индивидуальность. Выполняя свою сверхзадачу, лабиринт приобретает черты личности – хитроумной, артистичной, умеющей очаровывать, иногда капризной, подчас коварной. (Все это, разумеется, в меру их возможностей – а они у каждого лабиринта свои). Бывают, например, лабиринты великодушные, бывают ленивые, но есть и злые, даже зловредные, или просто вредные. Существуют, правда, еще лабиринты никакие – равнодушные, бездарные, – но в эту категорию попадают только избытки поточного производства и откровенный брак.
Узнать характер лабиринта можно только хорошенько поплутав по нему. Определить одну из двух вышеуказанных целей, которая вам нужнее в данный момент (если она не задана заранее), – проще простого, здесь даже думать необязательно.
А вот вычислить цели, с которыми сам лабиринт затащил вас внутрь, – чего он хочет именно от вас, а не от любого другого, и что от вас требуется с его точки зрения– бывает весьма затруднительно. Сверхзадача сверхзадачей, но она слишком обширна, чтобы не требовать детализации. И здесь каждый хоть сколько-нибудь уважающий себя лабиринт проявит изворотливость, изобретательность и недюжинные знания человеческой психологии. Иными словами, какой результат вы получите на выходе из лабиринта (если, конечно, доберетесь до выхода), сказать заранее невозможно. Может быть, он щедро вас одарит, а может, напротив, вы слишком многое там потеряете. В любом случае это целиком будет зависеть от вас. Лабиринт лишь предоставит все необходимые условия.
Ди шла по лабиринту. Наобум. Ни о чем не думая, просто позволяя этим гладким тоннелям, будто отполированным броненосными тушами монстров-лабиринтогрызов, увлекать себя все дальше и дальше.
Иногда попадались двери. Открыть их не получалось, Ди не находила ни замков, ни ключей. Тогда она шла дальше, тотчас забывая об этих дверях и находя другие, точно так же безуспешно пытаясь преодолеть их сопротивление. Что за ними скрывалось? Это было безразлично. Она просто проверяла любые возможности, предлагаемые лабиринтом.
Где-то у него должен быть выход. Нельзя подчиняться страху. Иначе никогда отсюда не выберешься.
И как ответ не то в голове, не то в воздухе прошелестело бархатистое: «А разве ты хочешь выйти отсюда? Разве тебе здесь плохо?» Тихий, ласковый, как прикосновение ангела, смех.
Ди замерла, прислушиваясь. Лабиринт был безмолвен. Но не слеп. Это она поняла только теперь. За ней следили. Очень внимательно – она почувствовала на себе чей-то взгляд, щекочущий, оглаживающий, как будто полирующий шершавую, неровную поверхность ее души.
«Да пошел ты. Плевать я на тебя хотела». Запихнула руки в карманы брюк и попыталась нарочито небрежной мальчишеской походкой продемонстрировать соглядатаю истинность своих слов. Хотя по-прежнему не знала, на кого именно нужно плевать. Наглец и не думал материализовываться или хотя бы называться. Он предпочитал досаждать анонимно, как безымянный чертик, вдруг выскакивающий из ниоткуда.
Демонстрация собственной независимости удалась. Но Ди знала, что этим не обманет соглядатая. Ему ничего не стоило пролезть сквозь оболочку слов и жестов в самое ее нутро – оголенное потерей «я», безопорностью, а значит, беззащитное. Поэтому она почти обрадовалась, когда, рванув очередную дверь, вдруг оказалась среди людей.
Почти – потому что люди выглядели ненастоящими. Анахронизмами. Тенями давно минувшего. Хотя и вполне живыми, временами даже упитанными тенями.
В первую минуту Ди остолбенело разглядывала их. Радость высвобождения из лабиринтных объятий сменялась чувствами человека, которого учат плавать методом выбрасывания из лодки вдали от берега. Изумление, паника, затем – бешеное желание выплыть и крепко въехать учителю по физиономии.
Во вторую минуту Ди обнаружила, что ее саму разглядывают с неменьшей остолбенелостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11