— О чем оке именно? — спрашивает Белл.— Расскажите им, как вы радовались жизни, пока не увидели Александрию, какое положительное наслаждение доставляло вам существование, не омраченное чувством вины и страхом смерти. Расскажите им в вашей чудесной неакцентированной манере, как на вас подействовал вид несчастных детей, и, Бога ради, не сдерживайте слез. Расскажите, как вы излили душу вашему спутнику и какое действие произвел на вас вкус его крови. Опишите, наконец, ваш нынешний взгляд на состояние человечества. Будьте кем вам вздумается — социалисткой, коммунисткой, анархисткой, — честите буржуазию, денежных тузов, аристократию, не щадите далее королевских фамилий! Знаете вы что-нибудь о королевских фамилиях?— Мне говорили, что королева Виктория — самовлюбленная старая дама.— Прелестно! Это им понравится. Я буду перемежать ваши слова своими комментариями на беглом французском; не обращайте на них внимания. В конце концов, вы ведь будете в гипнотическом трансе.— Вероятно, вы им скажете, что моя жалость к несчастным людям вызвана не находящим выхода материнским чувством?— Вы это понимаете? Так вы психолог! — воскликнул он со смехом. — Но не говорите этого сегодня вечером! В основе общества лежит разделение труда. Я лектор, вы — иллюстративный материал. Почтенная публика будет недовольна, если кто-нибудь, кроме великого Шарко, будет высказывать суждения. Кстати, я обещаю сохранить в тайне ваше имя. И можете не называть имен ваших друзей. Как-никак, вы ведь англичанка. .Сдержанность у вас в крови, и всем известно, что под гипнозом с человеком нельзя ничего сделать против его воли. Ну как?Стало быть, сегодня вечером я вновь буду ему ассистировать, а завтра отправлюсь домой, но письмо отошлю сегодня, чтобы ты знал, что Белл, которая к тебе возвращается, — уже не та сомнамбулическая искательница наслаждений, что сбежала с бедным старым Парнем. Ты должен еще мне ответить на трудные вопросы. Ты должен мне объяснить, как делать добро и не паразитировать. И Свечке это объясни, ведь раз он и Беел скоро соединятся на всю жизнь, они будут трудиться бок о бок. Передай моему милому Свечке: его свадебный колокол-Белл больше не думает, что он должен делать все, о чем она трезвонит. Передай ему также, что в одном Милли Кронкебилъ быча неправа: я не буду ему лучшей женой из-за разнообразия, испробованного в «Notre-Dame», разве что ему понравится видеть меня лежащей пластом и ошеломленно бормочущей «Formidable!"^ на разнообразные голоса.А пока всего самого-самого лучшего вам обоимОт той, кого вы любите, —Дин-дон-Белл.P.S. Поласкайте за меня кошечек, погладьте собак, поцелуйте Мопси и Флопси.— Ну, Свечка, — сказал Бакстер, положив письмо и улыбнувшись мне, — тебя не страшит предстоящее возвращение этой поистине сногсшибательной партнерши? Вспомни о судьбе Данкана Парринга!Я был слишком обрадован, чтобы обижаться на его покровительственные шуточки. Мое сердце билось учащенно. Железы внутренней секреции выбрасывали в кровь соки столь возбуждающие (я чувствовал, как они это делают!), что мышцы мои расширились и я ощутил в себе силу нескольких здоровых мужчин.— Нет, Бакстер! Меня не страшит ничего, что исходит от моей Беллы. Она добрая женщина и превосходно разбирается в людях. Стоит ей пожать кому-нибудь руку, и она уже проникла в тайники его души. В Парринге она почувствовала самовлюбленного, распаленного самца и повела себя с ним в точности так, как он хотел. По глупости своей он возжелал беспрерывных восторгов. Не ее вина, что этого не может выдержать никакой организм. Я — девственник. Мои восторги с ней будут чередоваться с более мягкими и умеренными проявлениями чувства. Главный удар примешь ты, Бакстер. Если ты не объяснишь ей, как мистер и миссис Свичнет могут усовершенствовать мир, ты ее горько разочаруешь и наш брак расстроится. Тебя-то все это не страшит?— Нет. Я покажу вам пути совершенствования мира, ясно обозначаемые вашими характерами и склонностями… Что это там?Время было чуть после полуночи. Как и в ту ночь, когда Белла нас покинула, шторы были раздернуты и в окно светила луна, которую время от времени закрывало несущееся облако. Мы услышали, как внизу в замке повернулся ключ, открылась и закрылась входная дверь, услышали легкие быстрые шаги по ступенькам. Я поднялся ей навстречу, дверь кабинета распахнулась; Бакстер остался сидеть. Она стояла передо мной с похудевшим и резче, чем раньше, очерченным лицом, но с такой же восхищенной и восхитительной улыбкой. Ее дорожный жакет был расстегнут, и я увидел распоротую и вновь зашитую подкладку, увидел на лацкане мою жечужинку. Белла рассмеялась, проследив за моим взглядом, а потом сказала:— Как хорошо, что вы оба еще не спите и в комнате ничего не изменилось — кроме вот этого. Тут что-то новенькое.Она подошла к камину и принялась разглядывать стоящую на нем хрустальную вазу с крышкой. В ней хранились наши «затычки».— Любви вещественный залог! — вскричала она. Сняв крышку, взяла одну, разгрызла в порошок крепкими белыми зубами, проглотила и, распахнув нам навстречу объятия, воскликнула:— О Бог мой и Свечка моя, как приятно вернуться домой, но что у вас там внизу имеется съестного? Сластями голодную женщину не накормишь. Этому меня научил Данкан Парринг, как и тому, что означает шрам у меня на животе.Это повернуло ее мысли в другую сторону. Вдруг она пристально посмотрела на Бакстера, черты ее лица еще больше заострились, зрачки увеличились на всю ширину радужных оболочек.— Где мой ребенок, Бог? — спросила она. 19. Моя самая короткая глава Не появись Белла так скоро вслед за письмом, Бакстер, я думаю, подготовил бы ответ на этот вопрос;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88