ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
А «Бюллетеня скачек» и подавно. Хватай сразу телефонную трубку и начинай делать деньги! Если выходишь из здания, пусть даже идешь куда-то поесть в обеденный перерыв, ты должен сообщить помощнику, которые здесь, по сути, являются секретарями, где именно ты будешь, и оставить номер телефона, чтобы с тобой могли немедленно связаться, если вдруг поступит новая партия ценных бумаг (и надо их срочно продать). Коль скоро ты едешь обедать в городе, лучше пусть эта поездка будет тоже в интересах дела, для обсуждения за столом каких-нибудь вопросов, интересующих фирму. А нет, так сиди тут, при телефоне, и тебе принесут ланч из кулинарии, как и всем остальным членам эскадрильи.
Шерман подошел к Аргуэльо и встал прямо перед ним.
— Что ты делаешь, Ферди?
Когда Аргуэльо поднял голову, Шерман сразу понял, что он отлично знает, о чем его спрашивают, и сознает свою не правоту. Но в чем эти аргентинские аристократы превосходят всех, так это в наглости, Аргуэльо посмотрел на него как ни в чем не бывало и ответил разве что чуть громче, чем следовало:
— Читаю «Бюллетень скачек».
— Зачем?
— Зачем? Да вот сегодня бегут четыре наши лошади. В «Лафайете». Это ипподром на окраине Чикаго.
И снова сунул нос в газету.
Тут все дело было в слове «наши». «Наши» означало, что ты находишься в высочайшем присутствии отпрыска дома Аргуэльо, которому принадлежат пампасы. И мало того, эта гнида еще носит красные муаровые подтяжки,
— Слушай… лошадник, — проговорил Шерман. — Изволь убрать газету.
ТОТ С ВЫЗОВОМ:
— Что ты сказал?
— Что слышал. Я сказал, убери, к хреновой матери, газету!
Это должно было прозвучать спокойно и твердо, но из души выплеснулось все зло — и на Джуди, и на Полларда Браунинга, и на швейцара, и на хулигана, который мог напасть на него за темным углом.
Аргентинец онемел.
— Если я еще раз увижу тебя здесь с «Бюллетенем скачек», то и дуй на окраину Чикаго зашибать монету! Сиди себе под трибуной и заполняй «перфекты». Здесь «Пирс-и-Пирс», а не тотализатор.
Аргуэльо побагровел от ярости. Остолбенел. И только устремил на Шермана пламенный ненавидящий взор. Шерман, исполненный праведного гнева, повернулся и отошел, но успел, к своему удовлетворению, заметить, как молодой человек медленно складывает газету.
Праведный гнев! Шерман ликовал. На них смотрели. И прекрасно! Праздность — грех не против самого себя и Господа Бога, а против Маммоны и «Пирс-и-Пирса». Раз некому, кроме него, поставить на место этого мулатистого молодчика… Но он тут же раскаялся, что обозвал его мулатистым молодчиком, пусть даже и мысленно. Он считал себя представителем новой эры, человеком новой породы, исповедующим уолл-стритовское равноправие, Властителем Вселенной, который уважает только одно: хорошую работу. Уолл-стрит, «Пирс-и-Пирс» не означают уже больше обязательно добропорядочного протестантского происхождения. Среди банкиров, занимающихся ценными бумагами, сколько угодно евреев. Сам Лопвитц — еврей. И сколько угодно ирландцев, греков, славян. Что в числе восьмидесяти служащих отдела нет ни одного негра и ни одной женщины, Шермана нисколько не смущало. Какое это имеет значение? Как правильно говорит Лопвитц, Отдел реализации ценных бумаг в «Пирс-и-Пирсе» — не место для символических жестов.
— Привет, Шерман.
Шерман проходил мимо стола, за которым работает Роли Торп. Роли совершенно лыс, только сзади — жиденькая бахрома волос, и однако же выглядит довольно моложаво. Всегда носит рубашки с воротничками на пуговицах. И воротнички лежат как влитые, не коробятся.
— Что там у вас было? — спросил Роли.
— Представляешь? — ответил Шерман. — Сидел, гад, над «Бюллетенем скачек» и ставки изучал.
Почему-то захотелось немного сгустить краски. Роли рассмеялся.
— Что ты хочешь? Молодой парень. Осточертели небось электронные бублики.
— Какие еще бублики?
Роли поднял телефонную трубку и показал на микрофон.
— Видал? Чем не бублик?
Действительно, похоже на бублик с несколькими маленькими дырками вместо одной большой.
— Это мне сегодня в голову пришло, — сказал Роли. — Я весь день напролет разговариваю с электронными бубликами. Сейчас только кончил переговоры с одним парнем из Дрексела. Продал ему полтора миллиона облигаций Джошуа Три. — На Уолл-стрит говорят не «облигации на полтора миллиона долларов», а «полтора миллиона облигаций». — Это какая-то вшивая контора в Аризоне. Парня зовут Эрл. Я даже фамилии не знаю. За последние два года я заключил с ним добрых две дюжины сделок, не меньше, на пятьдесят, а то и на шестьдесят миллионов облигаций, но я даже не знаю его фамилии и никогда его в глаза не видел и не увижу. Так, просто электронный бублик.
Шерман ничего забавного в этом не нашел. Просто попытка поставить под сомнение его победу над нерадивым аргентинцем. Циничное отрицание его моральной правоты. Роли, конечно, веселый малый, но после развода сильно переменился. Возможно, что и он тоже теперь уже не такой ценный член эскадрильи.
— М-да, — промычал Шерман и вполрта улыбнулся старому другу. — Ну, пойду. Надо и мне позвонить одному бублику.
У себя за столом Шерман сразу же погрузился в работу. Внимательно пригляделся к рядам зеленых значков, бегущих по дисплею. Поднял телефонную трубку. Французский золотой заем… Очень своеобразная, многообещающая ситуация. Наткнулся он на нее случайно, один приятель походя упомянул как-то вечером «У Генри».
Еще в блаженном 1973 году, в преддверии резкого скачка цен, французское правительство выпустило заем, получивший название «Жискар» по имени французского президента Жискар д'Эстена, на номинальную сумму в шесть с половиной миллиардов долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255
Шерман подошел к Аргуэльо и встал прямо перед ним.
— Что ты делаешь, Ферди?
Когда Аргуэльо поднял голову, Шерман сразу понял, что он отлично знает, о чем его спрашивают, и сознает свою не правоту. Но в чем эти аргентинские аристократы превосходят всех, так это в наглости, Аргуэльо посмотрел на него как ни в чем не бывало и ответил разве что чуть громче, чем следовало:
— Читаю «Бюллетень скачек».
— Зачем?
— Зачем? Да вот сегодня бегут четыре наши лошади. В «Лафайете». Это ипподром на окраине Чикаго.
И снова сунул нос в газету.
Тут все дело было в слове «наши». «Наши» означало, что ты находишься в высочайшем присутствии отпрыска дома Аргуэльо, которому принадлежат пампасы. И мало того, эта гнида еще носит красные муаровые подтяжки,
— Слушай… лошадник, — проговорил Шерман. — Изволь убрать газету.
ТОТ С ВЫЗОВОМ:
— Что ты сказал?
— Что слышал. Я сказал, убери, к хреновой матери, газету!
Это должно было прозвучать спокойно и твердо, но из души выплеснулось все зло — и на Джуди, и на Полларда Браунинга, и на швейцара, и на хулигана, который мог напасть на него за темным углом.
Аргентинец онемел.
— Если я еще раз увижу тебя здесь с «Бюллетенем скачек», то и дуй на окраину Чикаго зашибать монету! Сиди себе под трибуной и заполняй «перфекты». Здесь «Пирс-и-Пирс», а не тотализатор.
Аргуэльо побагровел от ярости. Остолбенел. И только устремил на Шермана пламенный ненавидящий взор. Шерман, исполненный праведного гнева, повернулся и отошел, но успел, к своему удовлетворению, заметить, как молодой человек медленно складывает газету.
Праведный гнев! Шерман ликовал. На них смотрели. И прекрасно! Праздность — грех не против самого себя и Господа Бога, а против Маммоны и «Пирс-и-Пирса». Раз некому, кроме него, поставить на место этого мулатистого молодчика… Но он тут же раскаялся, что обозвал его мулатистым молодчиком, пусть даже и мысленно. Он считал себя представителем новой эры, человеком новой породы, исповедующим уолл-стритовское равноправие, Властителем Вселенной, который уважает только одно: хорошую работу. Уолл-стрит, «Пирс-и-Пирс» не означают уже больше обязательно добропорядочного протестантского происхождения. Среди банкиров, занимающихся ценными бумагами, сколько угодно евреев. Сам Лопвитц — еврей. И сколько угодно ирландцев, греков, славян. Что в числе восьмидесяти служащих отдела нет ни одного негра и ни одной женщины, Шермана нисколько не смущало. Какое это имеет значение? Как правильно говорит Лопвитц, Отдел реализации ценных бумаг в «Пирс-и-Пирсе» — не место для символических жестов.
— Привет, Шерман.
Шерман проходил мимо стола, за которым работает Роли Торп. Роли совершенно лыс, только сзади — жиденькая бахрома волос, и однако же выглядит довольно моложаво. Всегда носит рубашки с воротничками на пуговицах. И воротнички лежат как влитые, не коробятся.
— Что там у вас было? — спросил Роли.
— Представляешь? — ответил Шерман. — Сидел, гад, над «Бюллетенем скачек» и ставки изучал.
Почему-то захотелось немного сгустить краски. Роли рассмеялся.
— Что ты хочешь? Молодой парень. Осточертели небось электронные бублики.
— Какие еще бублики?
Роли поднял телефонную трубку и показал на микрофон.
— Видал? Чем не бублик?
Действительно, похоже на бублик с несколькими маленькими дырками вместо одной большой.
— Это мне сегодня в голову пришло, — сказал Роли. — Я весь день напролет разговариваю с электронными бубликами. Сейчас только кончил переговоры с одним парнем из Дрексела. Продал ему полтора миллиона облигаций Джошуа Три. — На Уолл-стрит говорят не «облигации на полтора миллиона долларов», а «полтора миллиона облигаций». — Это какая-то вшивая контора в Аризоне. Парня зовут Эрл. Я даже фамилии не знаю. За последние два года я заключил с ним добрых две дюжины сделок, не меньше, на пятьдесят, а то и на шестьдесят миллионов облигаций, но я даже не знаю его фамилии и никогда его в глаза не видел и не увижу. Так, просто электронный бублик.
Шерман ничего забавного в этом не нашел. Просто попытка поставить под сомнение его победу над нерадивым аргентинцем. Циничное отрицание его моральной правоты. Роли, конечно, веселый малый, но после развода сильно переменился. Возможно, что и он тоже теперь уже не такой ценный член эскадрильи.
— М-да, — промычал Шерман и вполрта улыбнулся старому другу. — Ну, пойду. Надо и мне позвонить одному бублику.
У себя за столом Шерман сразу же погрузился в работу. Внимательно пригляделся к рядам зеленых значков, бегущих по дисплею. Поднял телефонную трубку. Французский золотой заем… Очень своеобразная, многообещающая ситуация. Наткнулся он на нее случайно, один приятель походя упомянул как-то вечером «У Генри».
Еще в блаженном 1973 году, в преддверии резкого скачка цен, французское правительство выпустило заем, получивший название «Жискар» по имени французского президента Жискар д'Эстена, на номинальную сумму в шесть с половиной миллиардов долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255