А уже потом услышал выстрелы. Или их эхо. В ветровке, под капюшоном, слышно плохо. Сверху, наверно, все было предельно ясно. Убегает какой-то человек от двух озверевших собак и не может убежать. Решили помочь. Стреляли не прицельно, стреляли по ходу вперед, чтобы отпугнуть. Мои псы удивленно остановились и подняли вверх головы.— Карат, Грей, ко мне!!!Никогда я им не приказывал. Никогда их не дрессировал. Рванули ко мне, яростно смеясь. Я сел на корточки, обнял каждого за шею. Прикрыл их своим телом. Посмотрел вверх. Помахал этим орлам рукой, дескать, улетайте, все нормально. Поняли. Сделали круг и улетели. Стало тихо. Поцеловал обоих в гнусные заиндевевшие лица. И побежали мы дальше. Нет, не надо бегать днем…Днями я опять сижу в библиотеке. Уже тороплюсь. Потому что февраль — это фактически, март. А март — это, фактически, весна. Подготовка к посевной и все такое. 23 февраля уехала Людка в гости на всю ночь. Типа свидание у нее. И пригласила меня к себе Грустная Лиса. Тоже, типа на всю ночь. Ну и это, праздник. Я ж, как никак, офицер запаса. Не хуй собачий.— …Я тебе бутылку купила и гитару принесла. Сейчас петь будешь.— А… это… аппарат воспроизведения?— Ничего с ним не случится. Ты уже на лося похож, а не на Анубиса. На таких пахать надо.Лиса пьет символически. Как на открытии выставки какой. Пригубит и все. Как галочку ставит. Выпила, отъебитесь.…И выжрал я сходу три четверти пузыря… Откашлялся. Встал. И сказал:— Черный голубь.Потом подумал, поправил на плече гитарную лямку и добавил:— Фотография. Исполняется впервые… Или не впервые… Не помню, в общем! Черный голубь, белый голубь —Оплывай душа моя…Станешь вечной, станешь голойБеспокоя и маня.Перережет песня вены —Наливай, давай, да пей!…Облака летящей пены,Стаи черных голубей. Ты забудешь утром раноЖелтоглазых птиц полет —Черный голубь из туманаНа плечо твое падет.Угловатый, весь кусками,Непонятен и здоров —Он раскинет над вискамиПерья черных вееров. С ним, беспутным, нету сладу —Он не бился в потолок.Не целуй его, не надо —Он, как полночь, одинок.С похмела придуман чертом,Непонятен и здоровОн посмотрит словно мертвыйЧерез прорези зрачков. Жребий брошен, карта бита…Позовет его зенит —Черный голубь как молитваМолча в небо улетит.В небесах и в вечной гонкеНепохожий на людей…Но останутся на пленкеТени черных голубей. Голубь белый, голубь черный —Душу пополам разбей!Прорастут цветы и зернаНе для этих голубей.Эта дурость будет снитьсяБез начала и причин —Крылья нежной черной птицыС белым призраком свечи… — А еще? — попросила Лиса, изрядно помолчав.— А вот еще. — Я снял гитару и положил ее на кровать. — Гимн солнцу. Он же — гимн рыжим. Типа стих. Рыжие да ражие, пламень да ветер,Даже в ночь, затертую как старый пятак.Рыжие да ражие, живут же на свете,Живут же нахальные, да за просто так! Заплетут горячие косы — как плети,Залатают жизнь свою — бегом через край.Рыжие да ражие, парус да ветер,Полюби прохожего да умирай! Имение по ветру, до утра, до света,Нету у них памяти, какой с них спрос!Рыжие да ражие — горит планетаС заливным сиянием у корней волос! — Какие нехорошие рыжие, — с бесконечной иронией произнесла Лиса. — А прохожий — это кто?— Прохожий — это…Но тут раздался стук в дверь. И вошла Ирка. С бутылкой.— Не помешаю?— Нет, Ир, нет, — я кинулся за стулом. — Садись. Ешь, пей, гуляй. Лиса, где у нас рюмки?..У Ирки — очень чистое лицо. Идеальная кожа. У Лисы, например, то там, то сям вечно вылезают веснушки. Она с ними борется. Когда веснушка исчезает, она испытывает состояние, близкое к оргазму. Я ей говорю — зачем, ты же ж солнышко, у тебя должны быть веснушки. Она говорит — иди в жопу, ты ничего не понимаешь. Как-то я ей говорю, есть такое древнее средство, еще египетские женщины использовали. Буквально, говорю, светлеет женская кожа на глазах. Ну и что это за средство, спросила Лиса. Маска, говорю, из мужской спермы. Ночью она меня будит. Слушай, говорит, а как? Что, говорю, как? Маску наносить? Объяснил. Он посмеялась, сказала — я подумаю. И уснула… Смешная Лиса. Веснушки у нее — как звездочки. Ну чего их трогать?Ирка держится. Нормально держится. Светка и ее домой приглашала. Но не помнит ничего Васька. Вес набрал, пить, конечно не пьет. Забыл, видать, как это делается. Я у него был несколько раз. И заметил я в последний свой к нему приход, что не смирился его организм с этим. С амнезией этой сраной. Сидит Вася посреди комнаты в позе полулотоса и старые фотографии разбирает. На две кучки. Это вот помню. Это вот не помню. Но есть еще третья кучка, небольшая пока. И привиделся мне смысл…Ирка пьет по-человечески. Не то, чтобы любит это дело, но без равнодушия и с настроением. Доза, правда, невелика, но вполне запоминается. И уходят с ее личика через 15 минут на некоторое время думы думные. И остается смех — спасение наше. Юмор — дар богов. Собаки это узнали раньше людей.— …Был у нас в институте студент по кличке Батон. Небольшого роста, но шустрый!.. У него вся жизнь — сплошной анекдот. И вот как-то он женится, все путем, свадьба, трали-вали, и все такое. Приходит как-то в понедельник с огромным синяком. Да синяк-то какой-то уж больно неприличный. Это что — спрашиваю. Светка, говорит. Жену, то есть его Светкой зовут. Молодые, горячие. Понятно все. Но оказалось — не история, а малина. Рано утром в понедельник уезжают они на электричке из своей деревни учиться. Она — в мед. Он — в сельхоз. А жили они вместе с его родителями. Полдома им отделили. И вот утром к двери Батон подбегает — стоит его Светка и натягивает сапог. Грациозно так стоит. Попку оттопырила. Ножку вытянула. И захотелось Батону исполнить свой супружеский долг немедленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44