– Короче говоря, – сказал Ланселот, – могу сказать, что прессой управлять не так уж трудно, если проявлять определенную долю интеллектуального упорства. А булаву мою тогда действительно сперли.
– Провалиться мне на месте, если вы этого не предвидели.
– Сэр Рыцарь, – сказал Ланселот, – я был бы не прочь иметь вас в нашем лагере.
– Я скорее свободный ландскнехт, – сказал Черный Рыцарь, – по темпераменту. Однако вы – рыцарь столь доблестный и достойный, а кроме того свели мы с вами такое чудное знакомство, что я б не отказался встать под ваши стяги.
– Что ж, – сказал Ланселот, – мне тоже мнится, что вы человек редкий, доблестный, покладистого нрава и хороших манер, и мне будет неимоверно приятно включить вас в наши почетные списки.
– Стало быть, дело сделано, – сказал Черный Рыцарь, и они оба поднялись на ноги и сжали друг друга в объятьях, и слезы хлынули из очей их, и оба они рухнули наземь в забытьи.
Лионесса дремлючи под деревом, одно колено воздето.
Лейтенант расстегиваючи на ней сорочку.
Лионесса шевельнумшись во сне. Рукою прикрымши голову.
Лейтенант расстегнумши на ней ремень.
– За это я выигрывала кубки, – сказала Лионесса. – Серебряные кубки.
– Кубки?
– Призы , – пояснила Лионесса. – Ты уверен, что в силах?
Лейтенант усемшись, опираючись спиной на дерево.
– Ты просто что-то, – сказал он.
– Мне нравится, когда завлекают чуточку покрепче, – сказала Лионесса. – Хотя должна признаться, парень ты видный и симпатичный.
– Иди ты.
– Можешь забрать мои нашивки.
– Боже праведный, – сказал он. – Не нужны мне твои дурацкие нашивки. И я знаю – говоря по всей строгости, клеиться к военнослужащим сержантского состава не полагается. Но я ж не ожидал, что это будешь ты.
– Младенец, – сказала Лионесса. – Я провела больше времени в очереди к полевой кухне, чем ты в армии.
– Весьма вероятно, – сказал Эдвард. – И карту я читать не умею, и в батальоне мне бы взвода не доверили, было б из кого выбирать. Но все равно некоторое время тебе придется провести со мной.
– Война большая, – сказала Лионесса. – Всем что-нибудь перепадет.
– У меня сложилось представление, – сказал Эдвард, – что в боевых подразделениях женщин нет.
– Я просочилась сквозь трещинки, – сказала Лионесса. – В других подразделениях тоже есть. Пока никто не жаловался.
– В списках ты значишься как санитарка.
– Я и есть санитарка. Помимо всего прочего.
– И каким же манером тебя, по-твоему, завлекать?
Эдвард протягиваючи ей белый цветочек клевера.
– Нет-нет-нет, – сказала Лионесса. – Это слишком робко, решительнее никак? У тебя что, нет шампанского?
– Шампанского нет.
– Тогда масла. Если хочешь, чтобы войска тебя поистине любили, делай вылазки и запасайся маслом. Картошка на обед была суховата.
– Да не хочу я, чтоб они меня любили. Меня вполне устроит, если они воздержатся от суждений еще на несколько недель. А тебе я могу дать коньяку.
Эдвард порымшись в вещмешке.
– Вот не думала, что придется подстегивать желторотого лейтенанта, – сказала Лионесса.
– А для чего еще нужны сержанты?
– Вероятно, спрашивать не стоит, но чем ты занимался раньше? То есть, до своей военной кафедры?
– И ты не будешь смеяться?
– И я не буду смеяться.
– Я был штукатуром.
– А это еще что такое?
– Это парень, который ляпает штукатурку на стену, а потом размазывает ее мастерком.
– Немалое, должно быть, умение.
– Да, некоторый навык требуется.
– А у тебя для простого трудяги неплохо язык подвешен.
– Спасибо. Слава богу, поучиться довелось – там и тут. Но образование никак не влияет на трудоустройство.
– А штукатуры устраиваются недурно?
– Одно из самых высокооплачиваемых ремесел. Тогда уж мне платили поболе, чем теперь.
– Не понимаю, с чего лейтенантам вообще роскошествовать. Их ведь пруд пруди.
– Это точно.
– Только в наших силах тысяч пятьдесят–шестьдесят.
– Если со всеми службами считать.
– И ни один пороху не нюхал. Все образованные.
– А я считаю, мне еще учиться и учиться.
– Ты, похоже, сообразительный. До некоторой степени. И кроме того, уже много чего знаешь.
– Как штукатурку класть, например.
– Я имела в виду другое соображалово. Коньяк.
– Сверхвыдержанный «Отар». Не сильно плохо.
– А еще есть?
– Еще можно найти.
– Поцелуй тебя поощрит?
– Поощрит к чему?
– Найти еще коньяку.
– Думаю, скорее да, чем нет.
Снова в вещмешок.
– Осточертела мне эта война, – сказал Эдвард. – К тому же я ее не понимаю. Какая-то совсем нехристианская.
– Они тоже христиане, – сказала Лионесса. – Католики и протестанты, совсем как мы.
– Чего ж тогда мы с ними воюем?
– Они безумцы. А мы нормальные.
– Откуда мы знаем?
– Что мы нормальные?
– Да.
– Вот я нормальная?
– По всем признакам.
– А ты – ты себя считаешь нормальным?
– Считаю.
– Ну вот видишь.
– Но ведь они себя тоже, наверняка считают нормальными, нет?
– Мне кажется, они знают. В глубине души. Что они ненормальные.
– И каково же им тогда?
– Наверняка ужасно. Воевать с удвоенной яростью, дабы опровергнуть то, что они сами знают. Что они ненормальные.
– Умно, ничего не скажешь, – сказал Эдвард. – Не удивлюсь, если ты права.
– Да, – сказала Лионесса, снимая сорочку. – Ляг со мной.
– От всего сердца согласен.
Гвиневера сказала:
– С меня уже довольно. Хватить сидеть тут и вышивать наволочки. Война не война, а уже май. Пойду праздновать весну и собирать цветочки.
– Но тут же у нас столица и правительство, – сказал Мордред. – Если вы нас покинете, с точки зрения конституции, мы лишимся руководства.
– Есть Парламент. Есть премьер-министр.
– Да, но они – не символы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30