Нам с гидрологом Николаем Тимофеевичем Кузнецовым хотелось посмотреть мощный пласт галечников, обнажившихся в обрыве над рекой. Боковые лучи солнца чётко очерчивали скалы, террасы реки, кустарники и создавали длинные тени. Времени оставалось немного, а ещё нужно было описать широкую впадину между горами. Она отделялась от Джунгарской впадины только низким хребтом, сравнительно молодым в геологическом смысле, образовался он позже главных водораздельных гор Тянь-Шаня. В то время широкая межгорная впадина была равниной, куда реки выносили громадное количество камней и откладывали их у подножия гор.Когда произошло поднятие хребта, эта равнина превратилась в межгорную впадину. Реки в поисках выхода пропиливали хребет и, вгрызаясь в галечники, обнажили их толщу по склонам долин на сотни метров. В разрезе этой толщи горизонты грубого крупного галечника сменяются мелким, хорошо окатанным. Получается настоящий слоёный пирог. Такой разрез галечников — как бы раскрытая книга геологической истории, книга о жизни гор. Когда они вздымались, реки становились бурными, выносили далеко на подгорные равнины валуны и крупные камни.Но горы Тянь-Шаня поднимались то быстрее, то медленнее, и наступали моменты относительного спокойствия. Тогда реки были куда спокойнее и уже не могли переносить большие камни, а откладывали только мелкую гальку и песок.Солнце склонялось к западу. Обычно в такое время возвращаются в лагерь, но мы никак не могли расстаться с этим чудесным глубоким каньоном.Спустились с увала. И как-то сразу близко увидели взрослую антилопу. Я узнал джейрана, знакомого мне по многим прежним путешествиям в Каракумах и Гоби. Мне всегда радостны были встречи с ним. Как легка, грациозна и изящна эта газель, как стремителен её бег, как грустны её чёрные влажные глаза!Джейран не спешил уходить, оглядывался в нашу сторону, точно приглашал следовать за ним. Мой спутник и я в недоумении переглянулись. Оружия с нами не было, да и все равно стрелять в доверчивое животное было как-то совестно.Антилопа отошла метров на 500 и остановилась. Потом вернулась и неотступно следила за нами. Что-то тревожило её, но что-то другое заставило пренебречь чувством страха. Какой-то магнит притягивал её к нам, и казалось, не было такой силы, которая заставила бы её уйти.Скоро мы поняли все. Ещё несколько шагов, и я различил распластавшуюся под кустом ириса маленькую зверюшку. Окрашенная в цвет земли, она могла остаться незамеченной. Я подошёл ближе и увидел чёрные испуганные глазки. Они смотрели не мигая. Через секунду малыш вскочил, попытался бежать — прыжок, другой… Длинные ножки пока бессильны, они не спасут. Он упал и опять инстинктивно вытянул шею и голову по земле, прижался к ней, точно искал защиты. Я улыбнулся этой простой хитрости. Зверёк опять решил меня обмануть. Но было уже поздно. Подняв его на руки, я осторожно погладил по молодой пушистой шёрстке. Маленькая антилопа быстро успокоилась у меня на руках.Мой пленник родился вчера, а может быть, два-три дня назад, он был совсем ещё слаб и не мог следовать за матерью. А она, увидев, что мы разгадали её уловку, приблизилась метров на 200, но дальше идти не решалась. Я вспомнил тургеневского «Воробья». Как безгранично храбр он был, когда спасал собственного детёныша. «Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И всё-таки он не смог усидеть на своей высокой безопасной ветке… Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда».Бережно опустив притихшего телёнка на землю, я положил его под кустик ириса, и мы быстро удалились. Поднявшись на пригорок, оглянулись. Антилопа стояла над своим малышом, опустив голову; она обнюхивала и временами облизывала его, успокаивала. Опасность миновала. Пройдёт ещё несколько дней, окрепнет новорождённый и будет так же стремителен в беге, как и его мать. Великую службу сослужат ему длинные тонкие ножки, не догнать тогда ни волку, ни другому хищному зверю.Манас прорывает последнюю горную гряду и выходит на равнину. По берегам тянутся галечниковые высокие террасы. Значит, когда-то Манас протекал гораздо выше, а потом размыл и углубил ложе.На равнине Манас расточает свои запасы, собранные в горах Тянь-Шаня. Много воды уходит в галечники, в рыхлые грунты пустынь. Пойма очень широка, несколько километров. Многоводная река разбивается на протоки, мелеет, а поздней осенью, когда сток резко уменьшается, кажется совсем уснувшей. Отдельные плёсы, как озерки-медальоны, ещё выделяются среди камней, принесённых большой летней водой.Снега, выпадающие на вершинах Тянь-Шаня, породили родники и реки. А речная вода, стекающая с гор на равнины, ушла под землю, где образовала широкую скатерть грунтового потока, медленно-медленно движущегося к пустыне. В некоторых местах грунтовая вода вновь выходит на поверхность. Возникают источники — болотца с тростниковыми зарослями. В тростниках живут гуси, утки, кулики. Здесь много пищи, надёжно укрыты гнезда с птенцами. Человек и зверь сюда не проберутся: кругом трясина. Разве только зимой, когда толстой льдистой коркой покрываются болота. Но ещё осенью пернатое население покинет родные места и потянется к югу, за горы Тянь-Шаня, Куньлуня, Тибета, Каракорума, к тёплым равнинам Индостана.Местами источники так обильны, что рождаются новые речки, как, например, Саван. Их воды орошают поля, на берегах располагаются селения, зеленеют сады. Родники не мелеют ни осенью, ни весной, их питает неистощимый грунтовый поток.Такие речки местное население называет карасу, что значит «чёрная вода», «чёрная речка», но вода в них чистая, прозрачная, ключевая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152