– От пятого класса в школьном совете один человек – я. Это неправильно. Мне одному трудно бороться за интересы пятого класса. Нас считают младшеклассниками. А посмотрите, кто в сто сорок четвертой председатель школьного коллектива? Муховеров. Какого класса? Пятого! Вообще, если на то пошло, нужно сперва доказать, что мы младшеклассники, а потом говорить. А как старший класс, мы должны иметь двух представителей. Один я, другого предлагаю Фирковича!– Гладильщикова!– Недодаева!– Галая!Я посмотрел на Кораблева. Должно быть, я выпучил глаза, потому что он вдруг передразнил меня, – впрочем, едва заметно. Мне показалось, что он улыбается под усами. Но Ковычка снова заговорил, и Кораблев, отведя от меня лукавый взгляд, стал слушать его с необыкновенным вниманием. Глава 3.СТАРУШКА ИЗ ЭНСКА. Этот день я помню отлично – солнечный, с весенним то набегающим, то проходящим дождем, – день, когда на Кудринской площади я встретил худенькую старушку и зеленом бархатном пальто–салопе. Она несла полный кошель всякой всячины – картошки, щавеля, луку, а в другой руке – большой зонтик. Видно было, что кошель тяжел для нее, но она шла с бодрым, озабоченным видом и все считала шепотом – я слышал: грибы полфунта пятьсот рублей; синька – полтораста; свекла – полтораста; молоко кружка – полтораста; поминанье – семьсот шестьдесят рублей; яйца три штуки – триста рублей; исповедь – пятьсот рублей. Тогда были такие деньги.Наконец она легонько вздохнула и поставила кошель на сухой камень – отдышаться.– Бабушка, давайте помогу, – сказал я ей.– Пошел прочь, шалопут! Знаю я вас! Третий лимон до дому донести не могу.Она энергично погрозила мне и взялась за кошель.Я отошел. Но мы шли в одну сторону и через несколько минут снова оказались рядом. Наверное, старушке хотелось удрать от меня, но с таким кошелем это было для нее трудновато.– Бабушка, если вы думаете – я у вас украду, – сказал я, – пожалуйста, я бесплатно помогу; вот те крест, мне просто жалко смотреть, как вы страдаете.Старушка рассердилась. Одной рукой она обняла кошель, а другой стала отмахиваться от меня зонтиком, как от пчелы.– Как же, поверила! Третий лимон унесли. Знаю я вас!– Как хотите. У вас беспризорные унесли, а я детдомовский.– Вот детдомовские–то и разбойники.Она посмотрела на меня, я – на нее. У нее нос был немного кверху, решительный, и вся она была какая–то добрая и решительная. Может быть, и я ей понравился. Вдруг она перестала отмахиваться и спросила строго:– Ты чей?– Ничей.– А откуда? Московский?Я сразу понял, что если скажу – московский, она меня прогонит. Наверное, она думала, что это московские у нее лимоны украли.– Нет, я из Энска.Факт, она тоже была из Энска. У нее глаза засияли, а лицо стало еще добрее.– Врешь ты, вралькин, – сказала она сердито. – Мне тоже один говорил– не московский. А посмотрела – и нет лимона. Если ты из Энска, где там жил?– На. Песчинке, за Базарной площадью.– И все врешь.Она видела, что я не вру.– Мало ли что Песчинка. Может, еще где–нибудь такая река есть. Я тебя не помню.– Вы, наверное, давно уехали, я еще маленький был.– Нет, не давно, а недавно. Ну, бери кошель за одну ручку, а я за другую. Да не дергай.Мы несли кошель и разговаривали, Я ей рассказывал, как мы с Петькой пошли в Туркестан и застряли в Москве. Она слушала с интересом. – Вот тебе! Умники! Шагать пошли! Шагалы какие! Придумали!На Триумфальной я показал ей нашу школу.– Совсем земляки, – загадочно сказала старушка.Она жила на Второй Тверской–Ямской в маленьком кирпичном доме. Знакомый дом.– Здесь наш заведующий живет, – сказал я. – Может, вы его знаете – Николай Антоныч.– Вот что! – отвечала старушка. – Ну как он? Хороший заведующий?– Что надо!Я не понял, почему она засмеялась. Мы поднялись на второй этаж и остановились перед чистой, обитой клеенкой дверью. На двери была дощечка, на дощечке – затейливо написанная фамилия, которую я не успел прочитать.Шепча что–то, старушка вынула из салопа ключ. Я хотел уйти, она удержала.– Я просто так, бабушка, бесплатно.– Вот бесплатно и посиди.Она вошла почему–то на цыпочках в маленькую переднюю и, не зажигая света, стала снимать салоп. Она сняла салоп, шаль с кистями, безрукавку, еще одну шаль, поменьше, платок и так далее. Потом она открыла зонтик, а потом она пропала. Как раз в эту минуту какая–то девочка отворила дверь из кухни и появилась на пороге. Я уже был готов поверить, что это моя старушка превратилась в девочку, как трансформатор. Но в это время и старушка появилась. Оказалось, что она зашла в шкаф, вешая туда свои шали и безрукавки.– А вот и Катерина Ивановна, – сказала старушка.Катерине Ивановне было лет двенадцать – не больше, чем мне. Но куда там! Хотел бы я так выступать, как она, так гордо закидывать голову, так прямо смотреть в лицо темными живыми глазами, У нее были косички кольцами и такие же кольца на лбу. Она была румяная, но строгая, с таким же решительным, как у бабушки, носом. Вообще она была хорошенькая, но страшно задавалась – это было видно с первого взгляда.– Поздравляю, Катерина Ивановна, – все еще раздеваясь, сказала старушка, – опять лимон утащили.– Потому что я говорила, что нужно в пальто класть, – с досадой сказала Катерина Ивановна.– О! В пальто! Из пальто–то и утащили.– Значит, ты, бабушка, опять считала. – Ничего я не считала. Вот со мной и кавалер шел.Девочка посмотрела на меня. До сих пор она меня, кажется, и не замечала.– Он мне кошелку донес. Как мама?– Сейчас мерим, – спокойно разглядывая меня, сказала девочка.– Ах, ты, господи! – вдруг всполошилась старушка. – Да что же так поздно–то? Ведь доктор велел в двенадцать мерить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33