Я перехватываю рукоять лопаты поудобнее и примериваюсь: ну, как того грузина с автоматом, который себе на беду сказал, что все русские рождены рабами, рождены, чтобы только работать, причем на самых грубых и грязных работах… А вот не все!Тук-тук-ту-ту-тук! — раздается стук костяшек по соседней ограде и прямо над ухом звучит знакомый хрипловатый голос:.— Что это он? Вроде как кровь сосет, а?Я вздрогнул — батя? — выпрямился, выронил из рук ставшую тяжелой лопату и, —— , и огласил пустынное кладбище громогласным хохотом. Ха-ха-ха! Слушайте…ха-ха…что за дура…ха-ха…что за дурацкая история… ха-ха…с вампирами и гробокопанием! — Наутро проснулся свежим, бодрым, помолодевшим, с ясной головой и чистым сознанием. То, что происходило со мной в последние дни показалось хмельным туманом; я словно вышел из запоя или из состояния наркотического криза. Приблизился к окну: город был переполнен уходящим бабьим летом; янтарь и золото заполонили весь мир; природа сочилась медом, как перезревшая дыня; небеса были чисты и сини, как очи херувима. Меня пошатывало, подташнивало, как бывает всегда, когда переберешь, передозируешь, и тем не менее — я радовался; радовался утру, своей бодрости, свежести, разлитой за окном, ясности памяти и вернувшейся силе, а главное тому, что избавился наконец-то от странного помрачения, которое извело меня уже вконец — в зеркало на себя смотреть страшно: кожа да кости; и тем не менее — мне легко и радостно, ведь все хорошие, здоровые вещи — смеются.Эх, а все-таки «курнуть» бы еще разок… хоть один разок! ОБЛАВА Лают псы! Мы на охоте…Нам лицензии даны.Точно знаем: на болотеВолки есть и кабаны. В темноте,По дну оврага,По протокамИ по льду!..Только «Нива»-бедолага,Эту вынесла езду… Егеря флажки «связали»,Вдоль оклада развели.— Кабанов не бить, —сказали,— Пусть жируют.И ушли… …И когда за пригорком,Из-за серых камней,Смерть уставилась волкомНа беспечных людей,Я свой «номер» оставил.Следом тронулась тень…Наконец-то, изволилВступитьВ сумерки день! Где прогаловплешины,Выбрал «номер» не зря.Мы — стрелки и мишени.За спиной — егеря… Мгла…Туманов «запреты».Но всему вопреки,Высь пронзают ракеты,«Нос по ветру» — стрелки! Тишина вдоль оклада.Сердце, тише стучи.Волноваться не надо.Вот они! — секачи… Ненасытные пастиКак кинжалы — клыки.Кто рискнулпротив шерсти —Разорвут на куски… Бью!..На вскидку!По «месту»…Бью!С колена,В угон…Вопли егеря…Жесты!Отзывают загон. …ТреснулСук на болоте.Вепрь на вздохе затих.Ворон замер в полёте…Вот он — Истины миг!.. КОЦАНЫЙ Тот волосатый псих гнался за Мишкой от самого порта чуть ли не три квартала, гнался и орал: «Книгу! Книгу брось! Всё забери, а книгу отдай, гад!» И Мишка подумал, убегая, что, видно, книга уж очень какая-то ценная, и потому наподдал еще. Придя домой, постоял как всегда у клена, что рос под окнами, покурил, послушал ночные звуки, пощупал сквозь холщовую ткань сумки книгу, и только тогда вошел в свое жилище. Да, это было именно жилище. Трудно было назвать домом то, в чем жил Мишка. Ну, если только еще бунгало…Итак, войдя, первым делом осмотрел украденную сумку — там было какое-то неинтересное, грязное, старое шмотьё, немного денег, заграничный паспорт с двенадцатью визами на имя Гелия Нектаровича Джим-Джимайло, а также тоненькая самодельная книжонка о черной магии, из тех, что продаются сейчас сплошь и рядом на развалах, да ко всему прочему даже не напечатанная, а написанная чуть ли не карандашом; точнее, это были записи разными чернилами и фломастерами, притом на разной бумаге, переплетённые в желтый бум-винил. Мишка разочарованно хмыкнул, швырнул книжонку в груду всякой макулатуры, валявшейся на полу, под диваном, а сумку вместе со шмотьём засунул в печку и сжег. Да, бунгало у Мишки было ко всему прочему еще и с печным отоплением.Наутро проснулся в гадком настроении. С моря дух сырой ветер. Поставил себе кофе, и пока кипяток грелся, полистал еще раз книжонку, решая: выбросить или всё-таки почитать. На первый, беглый взгляд, это была полная чушь, которой наполнены сейчас всевозможные журнальчики для дам, для педиков и прочей интеллигенции. А интеллигенцию Мишка презирал, справедливо считая ее гнилой.Но кое-что всё-таки зацепило его презрительный скользящий взгляд. Какой-то колдун с озера Титикака давал множество наставлений, в том числе — как человеку превратиться в хищника: волка, леопардо-ягуара, тигро-льва и медведя. Были нарисованы всевозможные схемы, изображены мудрёные химические формулы, тут же даны были пропорции чудодейственного отвара и приведены ингредиенты, а также указан комплекс дыхательных упражнений, которые нужно проделать, чтобы метаморфоза произошла. Бред какой-то! — презрительно плюнул Мишка и, попив кофе, пошел бродить по набережной, подцеливая, где и что плохо лежит. Однако, сегодня решительно не везло. И он решил устроить себе выходной и отдохнуть. Разделся и, найдя свободный лежак, прилёг. Окружающие очень быстро рассосались, и вскоре Мишка лежал уже в глубоком одиночестве.Да, было от чего людям разбежаться — исколот Мишка был всякой живописью и спереди, и сзади, и снизу, и сверху; живописи на нем было, как в каком-нибудь Лувре. Причем живопись была специфическая, которую не спутаешь ни с какой другой. Потому и народное отчуждение. И это отчуждение сегодня тоже горько было осознавать Мишке. Увы, не любит его народ! Несимпатичен он этим расслабленным курортникам. Он чуть было не расстроился с досады, но плюнул, — что с них взять, в натуре, с фрайеров! — закрыл глаза и в одиночестве стал загорать, внушая себе, что ловить нужно каждый миг свободы, а то ведь сегодня ты у теплого моря загораешь, а завтра с пилой «дружба-два» (не дай Бог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80