Поэтому, Фрэнк, если машина полетит, тебе нужно будет вложить в нее все, что ты знаешь и умеешь. А это ты сможешь, если только заставишь себя хоть немного в нее поверить. Прошу тебя, поверь... Если мы разобьемся, ты умрешь, зная, что не твоя в том вина.
Глава 24
Они не были готовы услышать эти два слова. Два слова перевернули все. Они их напугали.
До того, как это произошло, – где-то около пяти утра, работали почти не разговаривая. Из кабины "Скайтрака" сняли гирокомпас и указатель скорости, установили их на "Фениксе" рядом с креслом пилота. С помощью этих инструментов они смогут поддерживать приблизительно прямое направление полета и рассчитывать по часам покрытое расстояние. Таким образом, можно будет указать поисковой команде примерное местоположение остатков самолета и могил.
Таунс вложил пиропатроны в стартер. Он стал уговаривать себя хоть немного поверить в вероятность того, что затевал Стрингер. По крайней мере, эти пиропатроны были настоящими: они провернут двигатель, и мотор заработает. Может быть, на полных оборотах большой винт как-нибудь протащит всю эту груду металла на хвостовом костыле прямо по песку, через всю пустыню, пока они не наткнутся на колодец. Он так и сказал Стрингеру.
– Зачем рисковать и подниматься в воздух? Можно просто ехать, как на такси, всю дорогу.
– Вы что, серьезно, мистер Таунс? Разве вы не знаете, что система охлаждения рассчитана на работу в основном при крейсерской скорости. Мотор перегреется и заклинит уже через десять миль, а до ближайшего оазиса останется еще не менее ста пятидесяти. Кроме того, костыли не выдержат непрерывной нагрузки, они рассчитаны только на один взлет и одну посадку, их время действия – примерно одна минута. Наконец, пустыня изобилует валунами, и первый, на который мы наткнемся, разобьет шасси, а потом и пропеллер. Этот самолет сконструирован для полета, мистер Таунс. Это не игрушка, которую заводят и пускают по полу.
За эту долгую ночь Таунс на какой-то момент действительно поверил, что "Феникс" полетит и они выберутся отсюда живыми. Он даже задумался о своем будущем. В свою защиту он не сможет выставить ни одного аргумента. Полет при отсутствии радиоконтакта с землей – нечто такое, на что порой идет летчик, если хорошо знает маршрут и местность. Но даже и это никогда не считается убедительным оправданием. Можно считать, пилотских прав у него уже нет – их можно выбросить прямо здесь.
Но есть нечто куда более важное, чем конец летной карьеры. Он уже убил семерых, и даже если ему сохранят права, он не сможет больше взять на себя ответственность за чужую жизнь. В пятьдесят лет такое не стряхнешь с себя просто так, не спишешь на невезение и никуда негодную сводку погоды.
Последний его полет будет завтра, если он вообще будет.
К утру отмыли бензином песок, налипший на смазку в соединениях рычагов во время последней бури. Сняли, прочистили и вновь поставили на место воздухозаборник. Стрингер проверил каждую деталь новой машины, придирчиво осмотрел все, сделанное их руками. Иногда он застывал в раздумье возле своего детища. Никто не беспокоил его в такие минуты.
Белами поддерживал огонь в горелке дистиллятора, руки двигались сами, по привычке. Кроу нашел мешок для обезьянки, проделал в нем дырки для доступа воздуха, прикрепил проводом к гнезду. Сержант Уотсон неуклюже прочесывал песок на будущем пути самолета, очищая от мелких камней и метеоритов. Ему слышался иногда голос капитана Харриса, слышался так ясно, как будто он был где-то рядом. Сержант услышит его не раз во время суда, если выберется отсюда. Отказ подчиниться приказу офицера в обстоятельствах, сопряженных с опасностью для жизни. Что ему будет за это? Подумать времени хватит – пока подержат на гауптвахте, разжалуют в рядовые. Нет, в будущем розами не пахнет. И, самое главное, некого больше ненавидеть. Харриса нет, а другого такого не найдешь. Может, лучше остаться здесь, закрыть глаза, представить роскошную женщину, прямо как миллионеру на отдыхе, нажать на курок – и прощай, Уотсон, аминь!
Он механически выгребал из песка камни, зная, что если эта штука взлетит, он все же улетит на ней, хотя и не сможет объяснить, почему.
В четыре ночи взошла луна, и лампочка сразу потускнела, словно наступил рассвет. Теперь никто не работал, кроме Стрингера. Все сидели на песке спиной к свету, бодрствуя на зябком воздухе. Сил, чтобы согреть себя движением, не оставалось. Все хранили молчание. И когда услышали эти два слова, то растерялись.
– Все готово, – сказал он.
И все сразу переменилось. Потому что теперь все было позади, и оставалось только надеяться. А лелеять надежду легче, когда ради нее надо работать.
Моран посмотрел на Стрингера и вдруг увидел в нем человека, который отдает себя на их суд. Приговор отсрочен до утра. Интересно, сможет он выговорить хоть слово? Надо попытаться.
– Поздравляю.
* * *
В забрезжившем рассвете добрались до самой горловины дюн. Прежде чем над землей поднялся полный диск солнца, они очистили путь для самолета.
Стрингер зашел в салон выключить свет. В ту же розетку включил свою бритву и прислонился к переборке, зажмурил от боли глаза: вместе со щетиной бритва сдирала кожу, мешала сосредоточиться. Он пытался мыслить ясно. Теперь самолет закончен. Все проблемы позади. Теперь "Феникс" должен взлететь. Эта мысль несла с собой беспокойство. До сих пор его занимала лишь постройка самолета, теперь же предстояла окончательная проверка конструкции в воздухе. Что-то он мог и упустить: никогда прежде ему не приходилось строить полнообъемные самолеты.
Звук бритвы гипнотизировал, и он не заметил, как стукнулся обо что-то головой, падая на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61