– Это оттого, что он был у главного врача, – заметил один. – Мудрость вещь удивительная!
– Он знает последствия всякого дела, – говорил другой, – его ноги никогда не будут там, где его голова.
Словом, благодаря дивному стечению обстоятельств, я прослыл мужем умным, быстровидным, проницательным, тем более достойным уважения, что меня, очевидно, руководствует счастливая звезда. Вследствие этого я был определён к должности спасшегося бегством Шир-Али и выступил на поприще славы в качестве помощника помощнику главноуправляющего благочинием.
Глава XXVIII
Война с Россиею. Хаджи-Баба отравляется в главную квартиру. Встреча с армянином Юсуфом
Шах вёл тогда войну с русскими, которые, завладев Грузией, угрожали нашим пограничным областям, лежащим между реками Курой и Араксом. Правитель Эривани, удостоенный титула сардара, или главнокомандующего, с наступления весны открыл было военные действия бессвязными нападениями на неприятельские форпосты и превратил в пустыню всю страну, которою русские могли бы проникнуть в Персию. Многочисленная армия собрана была под Тебризом, и наследник престола, правительствовавший в ней, должен был немедленно вторгнуться с нею в Грузию, вытеснить русских из Тифлиса, и, согласно принятому у Двора выражению, «блеском победоносного оружия ослепить зрение жителей Москвы».
В лагере при Султание ежечасно ожидали донесения от сардара о следствиях предначертанного им нападения на русское войско, расположенное в Гевмишлю. Приказ был отдан сделать нужные приготовления для приёму голов побеждённых, которые, по обыкновению, присылаются шаху в знак одержанной победы. Наконец прибыл курьер. Он привёл с собою несколько лошадей, навьюченных неприятельскими головами, которые тотчас торжественно были сложены в груду. Но, невзирая на официальное объявление, читанное нам всенародно, о блистательном поражении главных сил неприятеля, можно было приметить, что курьер приехал не с благополучною вестью, а с просьбою о скорейшей высылке подкреплений; на следующее утро начальник мой, Намард-хан, неожиданно был назначен предводителем десятитысячного корпуса кавалерии, с повелением немедленно выступить к Араксу. Тысячники, сотники, десятники и все прочие военные чиновники суетились и бегали в разных направлениях, теснились в палатке Намард-хана и получали его приказы, которые отдавал он, куря свой великолепный кальян. Мне также дано было поручение. Я должен был предшествовать корпусу с отрядом насакчи, за день пути вперёд, распределять ночлеги и роздыхи и заготовлять корм. Должность эта требовала необыкновенной деятельности и расторопности, но, с другой стороны, представляла несметные выгоды, которыми бы я, без всякого сомнения, воспользовался в полном их объёме, если бы не имел перед глазами недавнего примера Шир-Али-бека. Я чувствовал стеснительный долг – честностью поддерживать себя на месте, пожалованном в награду за честность, и на первый случай, при самой блистательной удобности к набитию пустых карманов, принуждён был порывы своего гения унимать палкою благоразумия.
Я прибыл с моим отрядом в Эривань за несколько дней до появления корпуса. Сардар, после нападения на Гевмишлю, отступил было в эту крепость и ожидал подкрепления конницею, которую вёл к нему мой начальник. Наследник престола, правительствовавший в Азербайджанской области, двинулся с целым войском к Гяндже, которую русские незадолго перед тем заняли, и не мог уделить ему никакой вооружённой силы.
При первом совещании Намард-хана положено было послать немедленно разъезд и лазутчиков, для собрания сведений о движениях русской армии. Приведение в исполнение этого определения было поручено мне. Главноуправляюший по части благочиния нарядил со мною двадцать человек конных ратников из своего корпуса, и сардар дал мне столько же человек своих. На последних возлагалась обязанность быть нашими вожатыми в стране, вовсе нам не известной.
Мы собрались на закате солнца и выступили в путь, когда муэдзины возвестили с минаретов время вечерней молитвы. Оставив влеве Эчмиадзин, место пребывания армянского патриарха, мы направили путь к деревне Аждарак и прибыли к мосту, ведущему в неё, когда едва начинало брезжиться. Мост скрывался ещё в непроницаемой тени, которую с двух сторон бросали на него крутые скалистые берега реки; но деревня, построенная на противоположном возвышении, была уже довольна освещена сиянием зари, и домы поселян отсвечивались от чёрных утёсов, между которыми они были рассеяны. Огромная развалина армянской церкви, дивной постройки, пестрела в самой мрачной части этой дикой и ясной картины, сообщая ей что-то великолепное, тогда как река с шумом разражала волны свои в тёмном и неровном русле. Спускаясь к реке, мы услышали пение петухов и вслед за тем лай собак, встревоженных отголоском топоту наших коней по каменным сводам мосту. Взоры наши были устремлены на деревенские домишки. Вдруг один из моих ратников приостановил лошадь и вскричал:
– О Али! Что это? Посмотрите на развалину, там шевелится нечто белое.
– Да, правда, – отвечал другой. – Вижу, вижу! Это гуль. Теперь самый час, когда они появляются и ищут трупов. Взгляните хорошенько: он пожирает человека.
Я также видел какой-то белый предмет, движущийся у развалины, но не мог определить его. Обрадованные открытием чуда, мы остановились на мосту и пучили глаза со страхом. Одни призывали предстательство Али; другие предавали себя покрову Хусейна; иные превозносили имена пророка и двенадцати имамов. Каждый предлагал различный способ заклинания призраков, но никто не смел двинуться вперёд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150