Два маленьких человечка (такими они казались на расстоянии) карабкались в гору. Они уходили не торопясь, и тот, что шел слева, заметно прихрамывал. Кочевник свистнул, схватил одну из овчарок за шею и указал ей пальцем на двух человек, поднимавшихся в гору. Тотчас же вся свора бесшумно ринулась в заросли. За собаками побежали мы все — кочевник, милиционер Гумай, хозяин чайханы, молодой человек в очках и я с Бостаном.Подъем был крут. Никто не сказал ни одного слова, пока мы пробирались кустами в гору, и скоро уже всем не хватало дыхания, но никто не останавливался и не отставал. Потом высоко над нами несколько раз щелкнули револьверные выстрелы, и хотя мы не видели, что там происходит, но поняли, что это овчарки догнали беглецов. Свирепые псы нападали исподтишка, без визга и тявканья, и так же тихо умирали. Потом поредели заросли и открылся голый каменистый скат.— Здесь! — восторженно прокричал чайханщик.Теперь двое беглецов были хорошо видны. Они по-прежнему шли не торопясь, и Шварке (тот, что был пониже ростом) прихрамывал еще заметней. Что-то серое, мохнатое дергалось позади них на горе, и видно было — по крутому скату струйкой осыпается песок и мелкие камни. Они перестреляли собак.— Стреляй! — крикнул чайханщик Гумаю. — Стреляй, милый человек, или дай я выстрелю!Гумай припал на одно колено и дважды выстрелил, но беглецы уходили, даже не прячась. Расстояние между нами было еще слишком велико, и солнце, поднимаясь из-за горы, било нам прямо в глаза.Мы уже высоко поднялись на гору, когда я вдруг почувствовал под ногами тропинку. Полого уходя вверх, она опоясывала гору и в полукилометре он нас делала крутой поворот и пропадала в скалах. В гору мы карабкались цепью, здесь нам пришлось пойти гуськом — впереди Гумай и кочевник с двустволкой, позади них — чайханщик, еще отступя — мы с Бостаном и в хвосте — молодой человек, наш ночной рассказчик.Теперь мы не шли, мы почти бежали, и, видимо, это обеспокоило беглецов, потому что один раз они остановились и перезарядили револьверы. Гумай заметил на песке капли крови и сказал, что, по-видимому, стрелял в чайхане не зря и одному из них, тому, что хромает, все-таки досталось.В это время те, за кем мы гнались, подошли к повороту тропинки и скрылись за ним. Тогда молодой человек, наш рассказчик, ни с того ни с сего начал смеяться. Я еще раньше заметил, что он на бегу бормочет что-то под нос себе, будто бы спорит сам с собой, и слышал его невнятные восклицания: «Ну, конечно, это так. Ах! Дураки! Вот опрометчивые люди! Неужели они сами не могут догадаться?»— Что случилось? — окликнул его чайханщик, но он продолжал бежать, не отвечая и посмеиваясь про себя, с непонятной веселостью.Нам все труднее и труднее становилось продвигаться дальше. Тропинка сузилась до полушага. По одну ее сторону стеной поднимались отвесные скалы, по другую был обрыв. Ночной переход с караваном муллы приучил меня гулять по таким местам, по которым в былое время я бы не отважился пройти ни за какие подарки, но когда тропинка сузилась до полушага, я на бегу посмотрел себе под ноги, — мне пришлось остановиться и отвернуться лицом к скале.— Вперед, мальчики, вперед! — торопил нас веселый молодой человек. Но не мне одному становилось не по себе. Милиционер и кочевник, привычные к высотам, давно уже опередили нас, но все чаще Бостан косился под ноги и боком жался к скале чайханщик.— Я, кажется, здесь отстану, — слабо сказал он и повернул к нам свое бледное лицо. — Я всю жизнь прожил на равнине, и такие путешествия не для меня, нет, не для меня. Куда ведет эта чертова тропинка?— Куда? — переспросил и опять рассмеялся молодой человек. — Увидишь сам. А впрочем, лучше отдохни здесь, потому что дальше она будет еще уже.Осторожно, держась друг за друга, мы разошлись с чайханщиком, и он лег на тропинку к скале лицом. Я думаю, что он был, в общем, храбрый человек, но высоты могут бояться и храбрые люди, — это дело привычки.Скоро мы дошли до поворота, где нас поджидали Гумай и кочевник. Здесь было что-то вроде широкой площадки, на которой свободно могло поместиться десятка полтора человек. Дальше, у поворота, тропинка опять сужалась.— Если мы высунемся отсюда, — нерешительно сказал кочевник, — они нас перестреляют по одиночке.— Конечно, — согласился с ним молодой человек. — Когда персидские воины охотились за ханом Ибрагимом, они так и валились отсюда один за другим.— Как? — вскрикнул я. — Это дорога в крепость?— Взгляни сам, — ответил он.Я лег, на животе дополз до поворота тропинки и осторожно высунул голову из-за камня. Шагах в тридцати от меня я увидел полуразрушенную стену и башню, висящую над обрывом. Стая потревоженных голубей с криками носилась вокруг нее, и мне показалось, что некоторые птицы пролетали под самой башней, потому что плоская скала, на которой она стояла, выступала над пропастью как карниз; скала поддерживала башню, как рука тяжелый сосуд, и все это грузное, огромное сооружение как бы висело в воздухе.Я увидел траву и чахлые деревца, росшие в бойницах. Мне показалось, что старая крепость медленно разрушается у меня на глазах. Большой осколок белого камня вдруг бесшумно отломился от стены и полетел в пропасть. Долго я следил за ним. Падая, он становился все меньше и меньше и не упал на дно, а словно растаял в голубоватом воздухе долины. Оттого, что я долго следил за его падением, у меня закружилась голова. Скала, на которой я лежал, стала вдруг легкой и зыбкой, как облако. Но я успел разглядеть тридцать шагов тропинки, отделявших меня от крепостных ворот. Тропинка была чуть наклонена к этой страшной, голубоватой бездне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67