Лейтенант ласково опустил руку на голову овчарки. И она положила свою длинную морду к нему на колени.
Оставив сержанта-шофера в машине, Воронов поднялся в Уголовный розыск и вошел с Громом в комнату секретаря Градова.
— Здравия желаю, товарищ Клава! — сказал он и, спустив овчарку с поводка, приказал: — Лежать!
Собака растянулась в углу.
— Какой волчище! — с восхищением воскликнула Клава.
— Он теперь у нас миллионер! — сообщил лейтенант, улыбнувшись.
— То есть это как?
— Вчера подводили итог работы наших собак. Ну, подсчитали, что за свою короткую жизнь Гром вернул государству на миллион рублей похищенного добра.
— Вижу, вы довольны, товарищ лейтенант?
— Мало сказать — доволен! С тех пор как работаю в питомнике, будто чистым кислородом дышу. Уж какие мне интересные службы ни предлагали, ни на что не променяю! А вы все на канцелярской работе?
— Нет. Второй раз ходила по заданию полковника с работниками на операцию. Интересно!
— Еще бы!.. Товарищ полковник свободен?
— Да. Только что проводил политинформацию. Можете зайти!
Воронов еще раз приказал Грому лежать и, постучав в дверь, вошел в кабинет. Градов пожурил его за то, что давно не заходил, спросил о здоровье Грома. Потом вкратце рассказал суть дела и велел о деталях потолковать с Мозариным.
— Задание нелегкое, — добавил Градов, прощаясь с Вороновым. — Надеюсь на вас, товарищ лейтенант!
— Постараюсь, товарищ полковник!
Воронов и Мозарин — градовские птенцы, как их окрестили товарищи по работе, — встретились радостно. Старые друзья!
Ознакомившись с подробностями дела, лейтенант задал Мозарину несколько вопросов и тут же отправился на место находки вещей Ольги Комаровой. В милицейский пикап сели и монтер со своим учеником. Вначале Вася восхищенно-боязливо посматривал на Грома, а потом, осмелев, забросал лейтенанта десятками вопросов.
Мозарин вышел из-за стола навстречу тетке Комаровой и Анне Ильиничне. Их срочно вызвали: опознание вещей надо было оформить протоколом. Марья Максимовна бросилась к беличьей шубке, гладила рукой кожаные цветочки.
— Голубушка моя! — причитала она. — Что сделали с тобой, злодеи!..
Она пошатнулась, Мозарин поддержал ее. Анна Ильинична тоже плакала. Ведь это она сама, своими руками, пришивала к беличьей шубке букетик, а к кармашкам юбки — темно-красные пуговицы.
— Я и мои товарищи, — тихо сказал капитан, — очень жалеем Олю Комарову. Но сейчас наступил такой момент, когда ваше волнение может пойти на пользу преступнику. Неужели вы этого хотите?
— Нет! — воскликнули обе женщины.
— Мне нужно совершенно точно знать, — продолжал он, вынимая из кармана Ольгиной юбки батистовый платочек, — носила ли Комарова обычно платки в этом кармашке или в сумочке?
— По-моему, и так носила, и в сумочке, — сказала тетка. — Батист я ей в прошлом году на Новый год подарила.
— Платочки я подрубала, — подтвердила соседка. — У Оли был коричневый костюм: жакет с кармашками и вот эта юбка. Она клала платочек в карман жакетки, но в тот вечер было холодно, и она надела вязаный джемпер. Метки на платочках она сама вышивала, еще советовалась со мной…
Анна Ильинична взяла платочек, посмотрела на метку, повернула наизнанку и вскочила со стула.
— Что ж это такое? — воскликнула она. — Ох, батюшки!
— Что случилось, Анна Ильинична? — спросил Мозарин.
— Погодите, товарищ начальник! Может быть, без очков я плохо разглядела, — ответила женщина и попросила Марью Максимовну посмотреть на платок. — Вот, — сказала она, — взгляните. Вышито нитками мулине?
— Мулине, — ответила тетка.
— Какой цвет?
— Голубой.
— А как вышито?
— Крестиком, — последовал ответ.
— Так вот, пишите, товарищ начальник!..
И Анна Ильинична рассказала капитану, что подрубила для Ольги дюжину батистовых платочков. На восьми из них вышила метки голубым мулине гладью; на остальные у нее времени не хватило. Анна Ильинична взяла эти четыре платочка, посулила доделать, да замешкалась, руки не доходили… Недавно она выкроила вечер и вышила на них метки, только не гладью, а крестиком, чтобы быстрее. И вообще крестик у нее лучше получается… Когда Ольга пропала, Анна Ильинична спохватилась, что так и не успела отдать платочки. На душе стало неспокойно — словно присвоила их.
Когда Комаров ушел из дому, она положила три платочка в шкаф, там, где лежат остальные, а один — в кармашек жакета, который висел на вешалке в шкафу.
— Разве Комаровы не запирают шкаф? — спросил офицер.
— Нет.
— А комнату?
— Запирали, но ключ всегда отдавали мне.
— Кроме вас, туда за эти дни никто не входил?
— Только один раз Румянцев зашел. Ему хотелось взглянуть на фотографию Оли, что на стене. Ну, я открыла, он вошел, порисовал и ушел.
— Вы не выходили из комнаты?
— Нет, — ответила женщина и спохватилась. — Вру! Вышла на минутку посмотреть, не убежал ли чайник.
— Больше никто в комнату Комаровых не входил?
— Нет.
— А где лежали платочки?
— В плоской коробке, красивой, глянцевитой.
Капитан попросил женщин ничего не говорить о платочке ни Комарову, ни Румянцеву. Тетка перекрестилась, поклялась, а Анна Ильинична дала честное слово хранить молчание. К тому же, добавила она, Комаров заболел, уехал в город к врачу — собирается лечь в больницу, а Румянцев последние два дня не ночует дома.
Мозарин доложил Градову о ходе следствия. Для него было ясно, что преступник взял из коробки в шкафу первый попавшийся под руку платочек. Разумеется, он не знал, что именно этот платочек вышит, в отличие от остальных, не гладью, а крестиком и положен в шкаф после того, как была убита Комарова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37