Я ей тогда огромную такую энциклопедию про беременность и роды притащил — тоже листает. Так что все может быть. Не хочу на нее давить. Пусть уж лучше малыш для нее желанным будет, любимым.
— Тоже верно. Ну что, пора к гостям возвращаться, а то что-то мы с тобой подзадержались!
Первое, что увидел Лесничий, вернувшись в зал, это безумные глаза Кристины. Она сидела за столом, вцепившись обеими руками в салфетку, и нервно комкала, мяла безвинную ткань. Причину столь сильного расстройства невесты Ивану искать не пришлось. Семь-сорок слишком «ответственно» подошел к данному ему женихом поручению развлекать гостей, но не придумал ничего лучше, как петь «соленые» частушки, взобравшись с ногами на стул:
— А ты не жми меня к березе, Ты не трать свои труды. Ты не думай, я не дура, Вот поженимся — тады!
Каждую частушку Семь-сорок завершал радостными воплями и импровизированным гопаком на том же самом стуле. Впрочем, судя по всему, гостей его частушки и танцы забавляли, кое-кто уже приноровился к частушечному ритму и хлопал в ладоши, поощряя Сергея продолжать:
— Я у дерева, у вяза
Полюбил тебя три раза,
А у елки — раза два,
Да и то едва-едва!
Кристина уже сидела багровая и едва сдерживалась, чтобы не уйти. Наверняка переживает, что родители и ее коллеги по цеху все неправильно поймут. Глупенькая. А Семь-сорок хоть и раздолбай изрядный, но частушки у него знатно получаются, словно всю жизнь в деревне прожил:
— Раздается крик девичий
Над густыми травами —
Углубился в лес лесничий
С Машею и Клавою.
Такого откровенного стеба над собой Иван уже выдержать не мог и отправился к нарушителю спокойствия, снимать того со стула и отводить для приватной беседы в дальний уголок. Фомич только весело хмыкнул, на сына глядя. А Сергей, обнаружив, что еще чуть-чуть, и его сольное выступление закончится, вдруг спрыгнул со стула, подбежал к невесте, плюхнулся перед ней на колени и заголосил:
— Не гони меня, Кристина, С хаты за вчерашнее. Я — скотина! А скотина — Существо домашнее!
Помимо желания, губы Кристины растянулись в улыбку, так искренно и безвинно глядел на нее баламут Сережка. Ладно, на сегодня, так и быть, простим, но пусть лучше на глаза не попадается, массовик-затейник!
И тут случилось уж что-то совсем неожиданное. Образовавшуюся в частушечном кругу паузу заполнил звонкий старушечий голосок одной из родственниц:
— Ой, как косточки хрустели, Когда милый обнимал!.. До сих пор следы в постели — Хоть бы валенки снимал!
Бабулька пела и отплясывала с таким азартом, что останавливать ее было бы просто кощунством. Она раскраснелась, развязала свой павлово-посадский платок, и размахивала им, как флагом, помогая себе вести частушечный ритм. И тут, к немалому удивлению Кристины, к ней присоединилось и остальное старшее поколение (даже ее родители!), решив, видимо, вспомнить все хулиганские запевки молодости:
— Я миленочку давала
Сидя на скамеечке.
Не подумайте плохого —
Я давала семечки!…
Взрослые почтенные люди устроили круг, в который по очереди выбегали «солисты», а уж как они все вместе приплясывали! Аж искры из-под подошв да каблуков летели. Двое даже вприсядку пошли. Правда, недолго — видать, радикулит не дремал. Со стороны посмотришь — Ансамбль «Золотое кольцо», да и только! А Кристина еще мечтала о «цивилизованном» торжестве!
Иван подошел к своей жене, обнял со спины, зарылся лицом в сложной конструкции из волос и цветов, ошибочно называемой прической — настоящее произведение искусства. Впрочем, как и сама Кристина. Кто бы ему еще год назад сказал, что она все-таки станет его женой! Они так и не расставались с самого лета, просто кочевали с квартиры на квартиру, когда хотелось сменить обстановку или к тому вынуждали проблемы бытового характера: ремонт сделать, сантехнику поменять… Странно, конечно, если так со стороны посмотреть, хотя у них и так все по-своему получается, по своим правилам.
— Ты как? Устала, лапушка?
— Есть чуть-чуть. Как с утра перенервничала, так и все и волнуюсь. И в Загсе, и здесь.
— А чего волнуешься-то? Если из-за меня, так учти: я тебя не брошу, даже не мечтай. Если из-за гостей, так им, по-моему, уже явно хорошо. Вон, у всех глаза веселые, огнем горят. Ни одной постной физиономии не обнаружишь. Удался праздник. На славу удался!
— А как мы теперь будем жить?
— А так же, как и раньше. Только любить друг друга будем еще сильнее.
— Это как? Разве такое возможно?
— А мы попробуем. Что нам стоит дом построить!
— Слушай, а как ты думаешь: если мы сейчас с тобой отсюда сбежим, это совсем нехорошо будет выглядеть? Я боюсь, что на меня гости обидятся.
— Ну, во-первых, не на тебя, а на нас. Привыкай, чай, уже замужняя дама. А во-вторых: почему бы и нет? Это же наш праздник, как хотим — так и делаем! Гости и без нас догуляют, им и так хорошо. Подарки подарены, поздравления сказаны. Так что слово за тобой!
— Тогда укради меня отсюда, ладно? Не хочу, чтобы это был кто-то другой. А то уже Семь-сорок, пока тебя не было, мне намекал, что команду он уже подобрал, и они утащат меня отсюда так, что ты и не заметишь. Я ему, конечно, пообещала небо в полосках и отсветы в глазах, но ты ж сам его знаешь! Если он себе в голову что-нибудь втемяшил, это уже не выбьешь.
— Ты ведь не из-за Сережки хочешь уехать? Устала от суеты?
— Есть немного. Но больше всего хочу побыть с тобой. Наедине, чтоб никого рядом не было. Только ты и я. Отвези меня домой!
— Тогда подожди пять минут, сейчас я все организую!
Иван еще раз чмокнул жену в щеку и отошел к Фомичу. Что-то прошептал ему на ухо. Фомич улыбнулся, и они обменялись с сыном крепким рукопожатием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88