М. все еще играет и не замечает моего присутствия.Оказавшись в спальне, я включаю фонарик. Конус яркого света падает на стену. Я передвигаю его на соседнюю стену, потом на следующую. Вся комната выкрашена в черное, тяжелые черные шторы отгораживают ее от солнечного света. Подойдя к шторам, я отодвигаю их и обнаруживаю, что окно загорожено светонепроницаемым экраном. На полу лежит черный овальный ковер, на фут не доходящий до стен.Комната для дрессировки — так назвал ее М. Скоро я узнаю, для чего она. Почувствовав приступ тошноты, я гашу фонарик и выхожу, закрыв за собой дверь, а потом, возвратив фонарик на место, стою и слушаю музыку. Теперь она другая — мрачная, печальная. Это напоминает мне о поездке на побережье в середине зимы: серое, унылое море, туман, окутывающий горные вершины, наводят на мысль о тщетности человеческих усилий.Я оставляю дом М. прежде, чем он замечает мое присутствие.Через несколько дней, пока М. принимает душ, я снова беру фонарик и отправляюсь в бывшую гостевую спальню. Именно бывшую, поскольку ни один гость теперь не согласится здесь ночевать. В одном углу с потолка свисают длинные цепи, какие-то кожаные веревки, похожие на упряжь, ремни, стремена, а в середине комнаты находится дыба с хромированными шкивами, нейлоновыми подшипниками и веревкой, закрепленной на деревянной потолочной балке. Я освещаю потолок и вижу в разных местах множество металлических крюков. До сих пор М. говорил мне, что комната еще не готова. Глава 23 Вчера, слушая унылую музыку М., я вдруг поняла, какой однообразной стала моя жизнь. Я оказалась в совершенно изолированном мрачном мире, в центре которого находится М. А ведь у меня была работа, были друзья. Теперь я все это потеряла. Сейчас середина июня, а с Мэйзи я последний раз виделась в феврале, когда начала встречаться с М. До того как умерла Фрэнни, Мэйзи была моей самой близкой подругой, но и с ней я порвала. В субботу я звоню Мэйзи, затем, по ее настоянию, еду к ней домой. Недавно она купила в центре Сакраменто старый, построенный в викторианском стиле дом с мансардой, и я уже несколько месяцев обещаю ей приехать его посмотреть. Притормозив, я поворачиваю за угол и сверяюсь с адресом, а затем останавливаюсь перед огромным трехэтажным строением. Улица очень симпатичная, тенистая, обсаженная высокими изящными вязами и развесистыми платанами, но сам дом находится в довольно скверном состоянии. Мзйзи говорила, что собирается его отремонтировать, но такого запустения я не ожидала: краска облупилась, крыльцо просело, ставни сорвались с петель. Окна загрязнены настолько, что стали полупрозрачными, а на дорожке валяется помятый мусорный бак.Я вхожу в дом. Прямо передо мной находится старая лестница со скрипучими ступенями. В обшарпанном коридоре с потолка свисает перегоревшая лампочка. Я поворачиваю на право и попадаю в окрашенную в ярко-алый цвет гостиную, в которой царит полумрак. Стоящий вдоль стены стол накрыт тяжелой скатертью.— Наконец-то ты приехала, — слышу я за спиной голос подруги и оборачиваюсь.На Мэйзи белое платье с большими вышитыми розами — я уже и забыла, что она обычно носит именно такие, с вышивкой, при виде которой мне хочется застонать. Чтобы не были заметны ее тонкие губы, Мэйзи чересчур рьяно пользуется губной помадой, причем всегда слишком яркой. В результате, когда она улыбается, улыбка расплывается у нее по всему лицу.— Я так рада, что наконец тебя вижу, — говорит Мэйзи и, подбежав ко мне, крепко меня обнимает.— Я тоже.Отстранившись на расстояние вытянутой руки, Мэйзи внимательно рассматривает меня из-за толстых стекол своих очков.— Выглядишь ужасно, — наконец констатирует она. Я пожимаю плечами. Мне нечего сказать на эту тему.— Пойдем, — Мэйзи берет меня за руку, — сейчас ты увидишь нечто грандиозное.На самом деле я вижу все то же — перила нужно починить, стены покрасить, кроме того, надо заменить все трубы и заднюю дверь. Пытаюсь найти что-то достойное похвал и наконец останавливаюсь на потолке.— Мне нравится, когда своды так разрисованы, — говорю я. К счастью, бесконечная болтовня Мэйзи дает возможность скрыть мое подлинное настроение.Подруга ведет меня в детскую — единственную комнату, находящуюся в относительно сносном состоянии, и демонстрирует мне своего двухлетнего сына, который, засунув в рот палец, крепко спит в белой деревянной кроватке. На нем синяя маечка и подгузник с изображениями динозавров. У ребенка пухлые ручки и ножки, вьющиеся рыжие волосы, а по курносому носу щедро рассыпаны веснушки.— Скоро ты тоже такого захочешь, — шепчет Мэйзи и улыбается. С тех пор как она родила ребенка, у нее навязчивая идея, что быть матерью-одиночкой совсем нетрудно.— Вот уж нет, — говорю я и глажу ребенка по щеке. У него мягкая, нежная кожа. Когда Билли и Фрэнни были маленькими, я верила, что когда-нибудь тоже стану матерью, но этого так и не произошло. И в двадцать пять, и в тридцать я все делала карьеру, а мои подруги одна за другой выходили замуж и рожали детей. Разве это лучше? Мужчины уходят, дети вырастают и тоже уходят. В конце концов у вас остается только карьера. Во всяком случае, именно эти доводы я твердила себе и всем: для меня они звучали почти убедительно.Мы уходим из детской, и Мэйзи демонстрирует мне комнаты жильцов; те как будто совсем не возражают против нашего вторжения. Гордясь своим приобретением, Мэйзи проводит меня по всему дому.— О, я знаю, здесь требуется много работы, — говорит она, когда мы возвращаемся обратно в гостиную. — Но только представь себе, каким этот дом будет года через два, когда я все закончу!— Думаю, просто замечательным, — совершенно искренне говорю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111