— Если бы я решил кого-нибудь убить, — М. бросает на меня многозначительный взгляд, — например, вас, я бы все очень тщательно спланировал, чтобы мне можно было насладиться столь неординарным поступком. Если же не владеть ситуацией, это просто неинтересно. Итак, пожалуй, для начала я бы вас связал по рукам и ногам, потом спеленал как мумию. Знаете, что это такое, Нора? Здесь существует много способов, но принцип один — погрузить человека в неподвижность, лишив его всякой связи с внешним миром. Вы становитесь совершенно беспомощны, не в состоянии двигаться, не в состоянии сопротивляться, не в состоянии даже позвать на помощь. Мне бы доставило удовольствие видеть вас такой. Но я ведь должен пойти дальше, не так ли, раз речь идет об убийстве? К тому же мне следует позаботиться, чтобы меня не поймали. Я бы подготовил деревянный ящик размером с гроб и поместил вас туда, а потом заколотил бы крышку и закопал гроб, возможно, у себя во дворе. Вы слышали бы, как стучат комья земли, падающие на крышку, но ничего не могли сделать — только слушать и сходить с ума.Я смотрю на М. и чувствую, как все мое тело холодеет. Он улыбается той фальшивой полуулыбкой, которую я уже начинаю ненавидеть.— Однако все это чисто гипотетически и произошло бы только в том случае, если бы я действительно был убийцей.Я снова чувствую свою незащищенность, мне не следовало оставаться наедине с М. Выглядываю в окно и вижу, что мы уже в Сьерре. Вокруг молчаливо стоят заснеженные горы, дорога покрыта толстым слоем грязного снега. Я включаю обогреватель. На склоне растут высокие ели и кедры, тающий снег усыпан острыми иголками. Шоссе, вьющееся вокруг горы, изобилует резкими поворотами и подъемами; поэтому М. ведет машину очень осторожно. Снаружи температура плюсовая, и дождь, словно щитом, отделяет нас с ним от остального мира.— То, что вы держите в чулане, вы тоже использовали, когда встречались с Фрэнни?Он отвечает не сразу.— Мне нравятся отношения, включающие некоторую долю садомазохизма, и обычно я выбираю женщин, которые также это любят. Фрэнни была другой, ей хотелось чего-нибудь более традиционного. Однако она была влюблена в меня больше, чем какая-либо другая женщина, и поэтому позволяла делать с собой практически все, что мне приходило в голову. Я требовал, чтобы она доказывала свою любовь ко мне снова и снова. Ее уступчивость, ее нежелание сказать мне «нет» только усиливали мои притязания. Я ждал от нее гораздо большего, чем от любой другой женщины. Ее натура прямо-таки требовала жестокого обращения. Она не отказывала мне ни в чем, поэтому испробовала на себе все, что было в ящике, и кое-что еще.На миг я лишаюсь дара речи; затем, сделав глубокий вдох, говорю:— Мне хочется знать больше. Расскажите подробней, что именно вы делали с Фрэнни?Искоса взглянув на меня, М. отворачивается.— Сегодня мы уже достаточно поговорили о ней.Я чувствую, как во мне поднимается протест. Он выдает ровно столько информации, сколько нужно, чтобы поддерживать мой интерес.— Неужели вы думаете, что сможете помыкать мной так же, как помыкали моей сестрой?— Поживем — увидим, — отвечает он.Некоторое время мы оба молчим. Мимо проплывают сосны с желтоватой морщинистой корой. Дождь кончается, мы уже на противоположной стороне горы, откуда идет спуск к озеру Тахо. Здесь сугробы уже начали плавиться, склон горы покрыт темнеющими проталинами.— Вы считали сестру добродушной, уравновешенной, бесцветной, скучной личностью, с которой вам приходилось время от времени встречаться, и хотя любили ее, но она была не в вашем вкусе, так же, как и не в моем. Вы бы не стали с ней дружить, если бы не родственные отношения. Фрэнни это понимала; она знала, что вам с ней скучно, и принимала это как должное. Она никогда не говорила о вас плохо, никогда не жаловалась на ваше безразличие, даже несмотря на то что имела на это право. Вам всегда не хватало времени на то, чтобы узнать ее получше. А вот я ее узнал. Вы ведь помните последнее Рождество? Это семейный праздник — день, в который у вас было слишком много дел, чтобы отметить его со своей единственной родственницей. Фрэнни провела его в больнице для хроников, у своей подруги Сью Дивер. Раз в неделю она занималась со скаутами, потому что любила общество детей. Вы ничего об этом не знали, не так ли? Она была для вас почти посторонним человеком. Тем не менее Фрэнни вами восхищалась и всегда яростно вас защищала. Когда я сказал, что вы эгоистка, она тут же нашла для вас оправдание, объяснив, что у вас своя жизнь.Я смотрю в окно невидящим взглядом, и то, что он сейчас рассказывает, мне совсем не нравится. Я и раньше испытывала чувство вины перед сестрой, и теперь это чувство только усилилось.— Вас это удивляет, не так ли? — усмехается М. — С чего бы такая преданность, которую вы, строго говоря, не заслужили?Я не в силах ему ответить. Когда Фрэнни умерла, ко мне подходили совершенно незнакомые люди и выражали свое соболезнование. Никто из них меня не упрекал; никто даже не подозревал о моем пренебрежительном отношении к ней. А вот М. знает правду.Я молю, чтобы он остановился, но М. продолжает:— Вы говорили, что Фрэнни — легкая добыча. Возможно, вы, ее сестра, должны были что-то с этим сделать. Она нуждалась в вас. — Внезапно его тон меняется. — Возможно, именно этим объясняется мой интерес к вам. Мне любопытно было познакомиться с личностью, к которой испытывают такую преданность — причем совершенно незаслуженно.Во рту у меня пересохло, от этого я не смогла ему ответить. Конечно, он прав — мне следовало больше заботиться о Фрэнни.Наконец инстинктивно я наношу ответный удар:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111