Девчонки поцеловали меня. Я неуклюже, будто в первый раз, забралась на заднее сиденье машины.
В окно я видела, как они стоят рядом и держатся за руки. Очень разные, но с одинаковым выражением любви и беспокойства на лицах.
Я чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Никогда я так долго не поднималась на свой этаж. Только обессилев у дверей, я вспомнила о существовании лифта.
Дождавшись, когда Юра впустит меня в квартиру, я из последних сил добралась до своей комнаты и упала ничком на кровать. Засыпая, почувствовала прикосновение теплых рук.
Юра снял с моих ног туфли и укрыл свободным концом покрывала.
Проснулась я в сумерках, с больной головой и сухим горлом. Не включая света, я, покачиваясь и цепляя мебель, побрела на кухню. Стакан апельсинового сока из холодильника спас меня.
В ванной я стянула с себя платье и засунула его в ящик для стирки. Вода из крана показалась теплой, я ждала, пока она стечет, и рассматривала себя в зеркале над раковиной. Лицо не блистало свежестью, но мы видали и похуже. Холодная вода принесла облегчение.
Я не стала вытирать лицо и шею, просто накинула длинный ситцевый халат и вышла.
Квартира выглядела нежилой. Только из-под закрытой двери в гостиную пробивалась полоска света.
Юра сидел на диване и смотрел телевизор. Рядом с ним стояла миска с фруктами.
Его круглая голова стремительно повернулась на звук моих шагов, сильное тело напряглось. Я улыбнулась ему, он остался сидеть и расслабился.
Я устроилась в уголке дивана, натянув халат на поджатые ноги и опершись на валик. Миска стояла между мной и Юрой, я потянулась и взяла огромную грушу. Груша дивно пахла и была сочной на вид. Я откусила большой кусок, сок брызнул. Я невольно зажмурилась.
Лялька всегда жмурилась и морщила короткий прямой нос, когда ела что-то сочное или пила газировку.
Слезы тихо заструились по моему лицу.
Я ела грушу и плакала. Слезы бессилия истощали меня. Это был момент, когда я была готова сдаться.
В слезах расплывался экран телевизора и происходящее на нем. Какие-то люди в белых одеждах, стоя посреди густого леса, вздымали вверх руки и кричали непонятные слова.
— Что это? — спросила я, протянув в сторону экрана руку с зажатым в ней огрызком.
— Американский боевик.
Юра ответил не оборачиваясь. Он не хотел видеть, как я плачу. Жалел меня. Я это знала и старалась держаться при нем, не раскисать.
— Кто эти люди?
— Школа выживания для жертв насилия. Героиня попала туда после нападения в лифте.
— Что с ними делают?
— Учат не подчиняться обстоятельствам, не сдаваться, не позволять себя унижать.
История заинтересовала меня. Я пристальнее вгляделась в экран. Слезы высохли, и теперь я видела, что толпа состоит из женщин. Женщины стояли плечом к плечу, выкрикивая как заклинание: «Я не жертва! Я не жертва!» — и вскидывали сжатые кулаки.
Неожиданно для себя, не осознавая, что делаю, я села по-турецки, выпрямила спину и, зажав кулаки, начала повторять сначала тихо, потом все громче и громче вслед за женщинами:
— Я не жертва! Я не жертва!
Действие фильма двигалось дальше, на экране замелькали городские улицы, а я все сидела, раскачиваясь, и повторяла:
— Я не жертва! Я не жертва!
Все поплыло перед глазами, резкая боль разрывала грудь. Я начала задыхаться. Почувствовала стакан у губ, С трудом сделала глоток. Второй дался уже легче.
Эти приступы повторялись вновь и вновь, иногда без видимой причины. Юра знал, что надо делать. От глотка коньяка спазм проходил, я снова могла дышать свободно. Но после этого начинался озноб, а вот что делать с ним, мы не знали. Не знали и врачи, которых возил мне господин Скоробогатов.
Меня колотило так, что зуб не попадал на зуб.
Стремясь избавиться от мучений, я, лежа на боку, подтянула к груди колени, обхватила их руками, плотно зажмурила глаза. Так, в позе эмбриона, я замерла, считая до десяти, и снова до десяти, и снова…
Юра беспомощно стоял на коленях у дивана. Я слышала его дыхание, похожее на всхлипывания. Вдруг он обхватил меня руками, прижал к себе, гася дрожь, легко разогнулся, встав на ноги, заходил по комнате, держа меня на руках, изо всех сил прижимая к своей груди.
— Лена! Леночка, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Леночка! Я убью его. Хочешь? Хочешь?
Ты только скажи. Я убью его.
Меня заколотило еще сильнее. Теперь и от страха.
* * *
Господин Скоробогатов вернулся домой к ужину и обнаружил жену спящей под ворохом одеял.
Он потянулся зажечь бра, я почувствовала его рядом и проснулась.
— Ты почему лежишь в халате? — спросил муж, целуя меня.
— Так случилось, — ответила я, обнимая его за шею и не давая разогнуться.
Он опустился на мою подушку, спросил обеспокоенно, нежно перебирая мои пальцы:
— Был приступ?
— Не очень сильный, — успокоила я, — быстро прошел.
— Тебе надо отдохнуть и подлечиться.
— Ты мое самое лучшее лекарство.
Я прикусила его мочку, и он щекотно поежился, втягивая голову в плечи.
— Ты правду говоришь? — Голос выдал, как он счастлив.
— Правду, Костенька.
Я повернулась на бок и обняла его.
— Ты любишь меня?
— Очень.
— И не жалеешь, что вышла за меня замуж?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда. Если не считать пяти — семи раз…
— Лена! — возмутился мой доверчивый муж.
— Никогда. Ни разу.
— И я. Никогда. Ни разу.
Он вздохнул, крепко-крепко обнял меня. Я его поцеловала. Потом он меня, потом я, потом он, потом…
* * *
Ларисин голос в трубке был спокоен, речь обстоятельна. Как всегда.
— Лена, ты сказала, что хотела бы, чтобы Миша узнал о твоих подозрениях.
— Да, — зачем-то ответила я, хотя меня и не спрашивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74