Ничего конкретного, определенного. Сначала его видели все, потом не видел никто. Кололся как зверь, работал как зверь. Малоправдоподобно, надо еще раз поговорить с Джакометти и мастерами. Нет, лучше все-таки с подмастерьями, а еще – с уборщиком, как его зовут? Серджо. Серджо именно в силу своей незаметности может больше всех заметить… Но если бы что-то заметил, сообщил бы. Если венецианец что-то хочет сказать, то говорит сразу и его ничто не удержит. Зато уж если он не хочет говорить – слова не вытянешь, а уж правдивого – тем более.«Поэтому многие расследования в конце концов превращаются в пустую говорильню, – подумал комиссар, вспоминая прежние дела. – Я записываю в заключении не то, что было, а то, что мне соизволили наболтать. Впрочем, спасибо и на этом. Нельзя быть идеалистом. Всех нас обманывают, все мы обманываем…»Он позвонил домой, и снова никто не взял трубку.«Если она улетела к матери, пусть не возвращается, – решил он в сердцах. – Впрочем, сейчас ей будет трудновато улететь. Все билеты раскупаются, все покидают Венецию. Начинается мертвый сезон».Комиссар сдал дежурство и покинул управление. Домой шел пешком, жил он недалеко. Незадолго до полуночи Арицци вошел в подъезд, поднялся по вонючей лестнице и отпер дверь. При этом ему показалось, что в комнате раздался шум. Он толкнул застекленную дверь и переступил порог. Первое, что комиссар увидел, – огромный чемодан жены, очень знакомый чемодан. Много раз этот багаж ездил с Фульвией в Геную и обратно, а потом стоял распакованным в шкафу и ждал своего часа. Теперь он был наполовину собран. Второе, что увидел Арицци, жена. Совсем готовая к выходу, она стояла перед зеркалом, куда, видимо, отскочила, когда раздался звук отпираемой двери. Было еще и нечто третье – его помощник Нино.– Вот как, – без всяких эмоций произнес Арицци, словно именно этого и ожидал. Нино пожал плечами.– Так выходит, комиссар, – сказал он полусмущенно-полунагло. Жена по-прежнему гляделась в зеркало, как будто это могло уберечь ее от выяснения отношений. Арицци потер одну руку о другую и полез в карман за сигаретами. Когда заговорил, поразился тому, насколько спокойно прозвучал голос.– На этот раз, как я понимаю, ты едешь не к маме? – обратился комиссар к жене.– Поближе, – отозвалась она.– К нему? – Он кивнул на Нино.– Это должно было случиться, – подал голос помощник.– Одно скажи – давно? – Комиссар по-прежнему обращался к жене.Та наконец обернулась, и Арицци с болью понял, что это лицо ему никогда не забыть. Можно его ненавидеть, но забыть нельзя.– Какая разница, – сказала она, проводя ладонью по гладко причесанным рыжим волосам. Они были точно такого оттенка, как у куртизанок на картинах Тициана. – С начала карнавала.– Хорошо. Даю тебе пять минут, чтобы убраться.– Десять, комиссар, – вмешался Нино. – Будем реально смотреть на вещи.Арицци поборол в себе желание броситься на него и придушить.– Даже пятнадцать, – сказал он, глядя на Фульвию. – Но знай, что это навсегда.Та не ответила и продолжила прерванное занятие – принялась бросать вещи в чемодан.Вскоре они ушли.Арицци закурил сигарету и посмотрел в темное окно. Оно выходило в закоулок, едва освещенный уличным фонарем. Тот висел на стене противоположного дома и озарял только трещины на штукатурке да капли дождя, то и дело мелькавшие в луче света. Комиссар курил, смотрел в окно и думал. Немного позже поймал себя на мысли, что думает не о Фульвии, а о другой женщине, которую никогда не видел. О жене, вернее, вдове русского наркомана с заковыристым именем.«Завтра я закажу служебный разговор и сообщу ей новость о муже. Точнее, сообщит переводчик-референт… Но под заключением подпишусь я». ГЛАВА 2 Алла проснулась так рано, как не просыпалась никогда. На работу ей надо было вставать в восемь, а будильник показывал начало седьмого.«Что это я?» – удивилась женщина, еще не очнувшись окончательно. И тут же поняла, что ее разбудило – на кухне зазвонил телефон. Звонки были частые, с короткими интервалами – межгород. «Кому бы это быть?» Она вскочила и босиком побежала на кухню. Взяла трубку.Голос звучал несколько напряженно. Говоривший мужчина словно сомневался в каждом произносимом слове. Насколько его можно было понять, он звонил из Италии.«Аркадий? – мелькнула быстрая догадка. – Кто еще может позвонить мне оттуда? Но он не должен сейчас звонить».– Кто это? – продолжала уже вслух удивляться Алла.Голос в трубке набрался храбрости и выдал наконец связный текст:– Аркадий Демин жил здесь?– Да. – У нее ослабели ноги. Она оперлась о стену. – Кто говорит?Он умер, – сообщил голос с некоторой долей сочувствия. – Это из полиции. Вы должны приехать и увезти его.– Как?! Не поняла?!– Он умер от наркотиков, – с трудом признавался голос. – Вчера вечером. Сейчас он у нас, в управлении полиции. Вы должны его забрать.Алла не понимала и половины. Мужчина говорил с таким чудовищным акцентом, что она в отчаянии попросила:– Перейдем на английский, пожалуйста!Алла не решилась говорить на итальянском, который тоже когда-то изучала в институте, из-за отсутствия языковой практики.В трубке раздалось несколько энергичных восклицаний, а потом наступила тишина. Видимо, говоривший пошел консультироваться с кем-то. Ей в голову вдруг пришла мысль, что звонил один из приятелей Аркадия – из тех, что появлялись у него сразу же, как он обосновывался на новом месте…«Такой же непутевый бедолага… – в сердцах сказала она себе. – Откуда он звонит?»И как только в трубке снова прорезался голос, она сразу задала этот вопрос.– Из Венеции, – ответили ей, на сей раз по-английски. – Я комиссар Арицци.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20