Затем он прошел на кухню и приступил к изготовлению бутербродов, погрузившись во все детали с методичной отрешенностью, благодаря которой он и стал таким замечательным технарем.Круто, черт возьми! Теперь он официально ее парень. Так его еще никогда никто не называл. Он всегда честно всем говорил, что не готов к серьезным отношениям. Он всегда был готов к качественному сексу, по на большее его не хватало. Джесси не раз подтрунивал над ним из-за этого. Он считал, что у Сета проблемы с доверием к слабому полу из-за его отношений с матерью. Джесси какое-то время увлекался психологией. Колледж проделывает иногда такую штуку с людьми, у которых мозгов больше, чем нужно. Чаше всего Сету удавалось переубедить его.Сет ожидал прилива горечи и злобы, когда мысли его вернулись к брату, но этого не случилось. Точнее, и горечь, и злоба никуда не делись, но их стальная хватка ослабла. Их вполне можно было переносить.Он знавал много женщин, некоторые ему даже нравились. Но как только они приглашали его на серебряную годовщину свадьбы своих родителей, он делал ноги. Хотя им от этого было даже лучше, ведь он любые отношения превращал в ад. Стоило ему в один прекрасный день открыть рот и сказать все, что он думает, и пожалуйста — обиды, крики, обвинения. Хлопнула дверь, взвизгнули тормоза, и поминай как звали.Самое ужасное заключалось в том, что он никогда не знал, что же именно выводило их из себя. Это была тайна, покрытая мраком.Боже, ну что за идиот! Он был диким животным, которое мечтало о том, чтобы его приручили. Он стоял перед раскрытым холодильником, с ножа на пол капала горчица. Сет уставился на лужицу на полу… Он не хотел обидеть Рейн так, как он обижал всех прочих женщин. Он даже готов был встретиться с ее родителями. Врать им о своем прошлом. Следить за языком. Он будет им пятки лизать, если нужно.Он терял нить. Дело было уже не в прикрытии. И даже Джесси был не нужен, чтобы сказать ему об этом. Он боялся испортить все. Он боялся разрушить их хрупкие отношения. Только они сейчас держали его на плаву.Сет потряс головой, отгоняя страшные мысли, и собрал салфетки и пластиковые ложки. И вдруг застыл. Монтсеррат любила свечи. Был шанс произвести впечатление. Он видел, как она каждый раз, садясь за стол, зажигала богатые канделябры.Он нашел пять алых свечей в шкафчике на кухне, там же лежал коробок спичек. Он подхватил поднос с бутербродами и газировкой, в другую руку сгреб свечи и спички и пошел наверх, в спальню.Рейн спала, подложив руку под щеку. Ее розовый пухленький детский рот приоткрылся. Она выглядела бесподобно, но видно было, что она очень утомилась.Он поставил поднос на тумбочку у кровати и зажег свечу. Накапал воск на тарелку и установил остальные свечи. Ему понравился их неровный свет. Они пахли медом, прямо как она. Сет жутко не хотел ее будить, но все же потрепал ее по волосам.— Эй, — мягко прошептал он, — еда готова.— Что? — Она распахнула глаза, не понимая, что происходит.— Это твой парень, — проинформировал он. — Помнишь такого? Я тебе принес покушать.Она приподнялась, облокотившись, и увидела свечи. Ее улыбка сказала ему больше, чем любые слова. Ей понравилось. Ему это польстило.Затем она увидела тарелку с бутербродами.— Боже мой, кто все это будет есть? Он улыбнулся:— Не переживай, я зачищу все, что ты оставишь.Он не готовил с тех пор, как Джесси повзрослел. Каша да бутерброды, вот и все, что он умел делать, но Рейн, видимо, понравилось. Она принялась за еду, сев со скрещенными ногами на кровати. Когда они дошли до пирожных, Рейн закатила глаза.— У меня сейчас случится сахарный оргазм, — промямлила она с набитым ртом. — Срочно дай мне еще кусочек.— Того или другого?— Сначала одного, потом другого. Чудесный вечер.— Ты о сексе или о пирожных? — спросил Сет лукаво. Рейн так улыбнулась в ответ, что Сета вновь охватила волна возбуждения.— Тебе не хватило?Сет посмотрел на ее усталое лицо.— Не волнуйся, я знаю, что ты утомилась. Я больше не буду к тебе сегодня приставать. Я просто хочу заснуть в твоих объятиях.— Приставать? А кто сказал, что я против? Дважды его просить не пришлось…
…Сначала все как всегда: ужас, удивление и неотвратимость грядущей катастрофы. Ее отец указывает пальцем, она следует взглядом за его рукой. Кровь сочится из мрамора, как в старых триллерах. Она смотрит на отца, но это уже не отец, а Виктор. Он улыбается. Он хватает ее за косы и дергает. «Ах, Бога ради, Катя, соберись. Не будь плаксой. Мир не любит плакс». Его голос гулко разносится в ее голове, отдаваясь металлическим звоном.Она стояла на пристани Стоун-Айленд, одетая в зеленый купальник с лягушками. Ее косы были туго заплетены, специально, чтоб не мешали плавать. Мама тоже была тут, в желтом сарафане, и смеялась. Какой-то крупный темный мужчина подошел к Кате, сорвал с нее очки с лягушками и поднял высоко над головой, чтобы она не могла допрыгнуть. Он дразнил ее, дразнил и смеялся. А она не могла без этих очков, потому что все расплывалось перед глазами. Усы этого мужчины смеялись вместе с ним, хотя это вовсе не казалось ей забавным. Слезы наворачивались на глаза сами собой, и как она ни пыталась удержать их, у нее ничего не получалось. Хотя она знала, что, если Виктор увидит ее в слезах, ей снова достанется.Лодка ее отца отплывала от берега. Он помахал ей на прощание, и, несмотря на то что все расплывалось, она заметила тоску в его глазах. Рейн сходила с ума, когда видела его таким разбитым. Он помахал и взрослым тоже. Лодка отплывала все дальше, он становился все меньше.«Помни». Он был слишком далеко, и она не могла его слышать, но тем не менее слышала так ясно, словно он говорил ей на ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106