Я наблюдал за ним. Мы не первый месяц тут строим. А потом и вовсе сгинул. Не рискуйте, прошу вас, поберегите свою красоту.— Спасибо на добром слове, Жан, но я все-таки спущусь. Мой спутник, мсье Тигенштет, позаботится обо мне.Попросив Жана припрятать мои ботинки, я перекрестилась украдкой и протянула Улиссу руку. Он ободряюще подмигнул мне, взял фонарь, и мы вошли в катакомбы. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Самые смелые и самые разумные люди — это те, которые под любыми благовидными предлогами стараются не думать о смерти. Поначалу идти было легко — высокие потолки, сухо, уклон оказался пологим. Фонарь освещал путь на три-четыре аршина вперед. Улисс чертил на стене стрелки предусмотрительно захваченным куском извести и посвистывал.Вдруг вдоль стены метнулась тень. Я вскрикнула и отшатнулась.— Тише, тише, Полин, — взял меня за руку Улисс. — Крысы — это, конечно, неприятно, но они ничего плохого нам не сделают. Не бойся, просто не обращай на них внимания. Сейчас мы дойдем до первой развилки, и там я посмотрю план.Так в тишине и темноте мы шагали около десяти минут, пока не подошли к большому плоскому камню. За ним коридор разветвлялся на три рукава.— Давай присядем, — предложил Улисс, и я с удовольствием опустилась на прохладную поверхность.Улисс поставил фонарь на камень и развернул план.— Где мы находимся? — спросила я.Вот тут, — он показал мне трезубую вилку, на одном из концов которой был изображен череп. Это было художество старого алхимика — нарисованный углем оскал успел размазаться.— Понятно. А куда надо прийти?— Сюда, в это пятно ярко-желтого цвета. — На картине оно находилось в правом верхнем углу.— Улисс, мне страшно. Мы не заблудимся?— Не бойся, Полин. Мне не первый раз приходится путешествовать по катакомбам. И правило правой руки меня всегда выручало.— Что это за правило?— Проходя лабиринт, всегда держись правой стороны. Если попадешь в тупик, надо вернуться назад и идти по другому коридору, держась правой рукой стены. Тогда точно выберешься. Вставай, у нас мало времени.Улисс помог мне подняться, и мы вошли в один из трех узких коридоров.Теперь идти стало намного труднее. Штольня резко пошла вниз, под ногами начало хлюпать, похолодало. Улисс не забывал чертить на стенах стрелки и еще дважды сверялся с планом. Мы поворачивали то налево, то направо, иногда приходилось преодолевать небольшие груды щебня, осыпавшегося с потолка. В общем, я окончательно потеряла счет времени.За очередным поворотом Улисс поднял фонарь, и я обмерла от страха: на меня смотрели сотни пустых глазниц и щерились безгубые рты.— Что это? — зажмурилась я. — Боже мой, я никуда больше не пойду, я хочу назад! Я боюсь!— Бояться надо живых, Полин. — Улисс обнял меня и легонько прижал к себе. — От этих костей вреда не больше, чем от чурок для растопки камина. Ты только посмотри. Это же просто кучи скелетов, наваленных друг на друга.Собравшись с духом, я приоткрыла сначала один глаз, потом другой и остолбенела — передо мной были сложенные из черепов пирамиды с гранями из берцовых костей. А еще черепа были вмурованы в стену. Приглядевшись, я поняла, что это настоящие барельефы, изображающие распятия, четки и кубки для причастия.— Эти картины создали могильщики, перетаскивавшие останки умерших от чумы. Надо же было что-то придумать, чтобы не сойти с ума от такой работенки. Вот и получился оссуарий, — сказал Улисс.— Что получился? — пролепетала я.— Оссуарий. Так древние римляне называли вместилища для костей покойников. Они складывали останки предков в керамические горшки, а потом поклонялись им.— Горшкам?— Нет, предкам в горшках.У меня закружилась голова, и я чуть пошатнулась.— А давно была чума?— В средние века. Потом, при Людовике Шестнадцатом, обыватели, жившие вокруг «Чрева Парижа», стали роптать.— «Чрево Парижа» — это парижский рынок? Я читала о нем у писателя Золя.— Верно, — кивнул Улисс. Он соорудил из кучи щебня и камня нечто вроде табуретки и усадил меня на нее. — Но дело не столько в «Чреве Парижа», сколько в Кладбище праведников около рынка. На это кладбище в течение тысячи лет свозили мертвых. Ты себе представляешь, Полин, тысячу лет в одно и то же место сваливаются трупы! Там же уже земли не осталось — одна органика! Вокруг стоял смрад от гниющих останков, люди болели, умирали и в результате пополняли собой груду костей.— И что, ничего нельзя было сделать? Рынок рядом с кладбищем — это же прямой путь к эпидемиям! Разве властям не было до этого никакого дела?Улисс покачал головой.— Полин, Париж не всегда был таким, каким ты его видишь сейчас: с широкими цветущими бульварами, просторными площадями, красивыми домами. Такому Парижу всего полвека — только при префекте бароне Османе началось крупное строительство. А до этого в Париже были узкие улочки, куда прямо из окон выплескивались помои и нечистоты, и люди не имели никакого понятия об элементарных правилах гигиены.— Какой ужас! — воскликнула я. — Мне бы не хотелось жить в те времена.— Как ты думаешь, почему стали так популярны знаменитые французские духи? По простой причине: нужно было перебивать чем-то вонь от смердящих трупов и нечистот, вываленных на улицу.— Улисс, неужели это правда?— Именно так, сударыня. Когда из каменоломен вырубили камни для строительства зданий Парижа, в опустевших штольнях закипела своя жизнь: там обосновались клошары, не имевшие собственного жилья, контрабандисты; там воры прятали награбленное, а убийцы — тела своих жертв. И вот Государственный Совет решил положить этому конец, но… помешала революция. А за революцией последовала резня, потом еще одна, и еще… Изобретение мэтра Гильотена действовало бесперебойно, а свежие обезглавленные трупы свозились сюда, в катакомбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91