— Тут две его работы.— Что это? — спросил Улисс. Два холста он, бегло просмотрев, отложил в сторону, а на третьем задержал внимание. — Чудесный Энгр! Сколько ты отдала Кервадеку?— Пять тысяч франков, — ответила я. — Откуда ты знаешь, что я купила их у Кервадека?— Видел у него коллекцию, которую он собрал после революции, — огромных денег стоит. И тебе он еще по-божески уступил, мог и семь тысяч содрать. Или даже десять.— Он и содрал, — кивнула я. — За Энгра и два полотна Андре я заплатила семь тысяч франков.— За это? — Улисс ткнул пальцем в холст, исчерканный Лермитом. — Да, Полин, тебе, наверное, деньги девать некуда! Неужели ты так любила этого русского?— Сейчас уже не знаю, — вздохнула я. — Может, и любила.— Ну, полно, полно. — Он снисходительно улыбнулся. — Ты все же сделала удачное приобретение. И сможешь рассказывать своим гостям, чем эскиз Энгра отличается от большой картины, — вот тут парча другой расцветки, и у одалиски нос поменьше.— Один здешний постоялец сказал, что я на нее похожа.Улисс окинул меня оценивающим взглядом художника и даже, взяв за подбородок, легонько повернул мою голову.— Разве что совсем немного. А вот эти холсты выброси или повесь в кладовке, где никто не видит, если тебе так дорога память об Андре. Это не живопись, а стыд и срам!— Посмотри вот это, Улисс. — Я протянула ему папку с рисунками. — И после этого ты скажешь, что Андре не мог рисовать?Художник взял у меня папку и принялся рассматривать наброски. Он хмурился, поднимал брови, а, взглянув на рисунок с цыганкой и офицером, даже негромко присвистнул.— Хорошо, хорошо, а вот это просто замечательно! Но почему Андре не работал в реалистичной манере? Зачем ему это? Рисовал бы портреты богатых буржуа, зарабатывал бы тысячи, а потом, в свободное время, писал бы свои кружки и квадратики. Я не понимаю…— Улисс, скажи, может быть, именно эти рисунки требовал от тебя тот незнакомец? Если надо, я с ним встречусь. Клянусь тебе, кроме этой папки, все остальные картины из мансарды сгорели. Я сама видела.— Нет, — ответил он. — За эти бесспорно замечательные рисунки никто не даст и ломаного гроша. У твоего Андре нет звучного имени. Так что не обольщайся. Не всем везет так, как Делакруа.Мне стало обидно за Андрея. Я взяла холст, испорченный Жан-Люком Лермитом, и принялась его разглаживать, потом стала собирать рисунки. Один набросок выпал у меня из рук и плавно спланировал на разглаженный холст.— Улисс, смотри, как интересно! — воскликнула я. — Три прямоугольных пятна расположены в большом треугольнике. На одном написано «Порт-Сен-Мартен», на других «Ренессанс» и «Ла Гурдан». То же самое нарисовано в углу холста, купленного у Кервадека. И именно это место на холсте исчертил углем безумец Лермит.— Действительно, — кивнул он, — совпадение.— Думаю, это больше, чем совпадение.— И что же?— Пока не знаю, но очень хочется эту загадку решить. Тебе известно какое-нибудь заведение или место под названием «Ла Гурдан»?— Это знаменитый публичный дом. Славится тем, что там начала свою карьеру мадам Дюбарри, любовница Людовика XV.— Как интересно! Расскажи, пожалуйста. Улисс смутился, поэтому для успокоения нервов налил себе еще водки.— Я не большой знаток французской истории, — начал он, — но в том публичном доме бывал и поэтому слышал о судьбе мадам Дюбарри. Каждая шлюшка мечтает вырваться оттуда, как это когда-то удалось Жанне Бекю, будущей графине Дюбарри, только никто не хочет закончить свою жизнь на гильотине. Кто только не навещает это заведение! Маркизы, банкиры, епископы толпами наведываются, а художники — Тулуз-Лотрек, Дени, Валлоттон — специально приходят, чтобы рисовать ночи напролет, ведь там можно встретить такие типажи, таких красоток!..— Андре бывал там?— Да, с Тулуз-Лотреком. Носил иногда за ним мольберт и краски. Анри всегда просит ему помочь, и никто не отказывает, понимают, что ему трудно самому.— Улисс, я вот чего не понимаю. Насколько мне известно, «Ла Гурдан» — не единственный бордель в Париже. Почему же туда ходит столько народу? Да еще отборная публика…— Потому что его владелица мадам Лефлок делает все, чтобы привлечь клиентов. У нее все по высшему разряду: блондинки, брюнетки, рыженькие. Недавно завезла китаянок и мавританок. Устраивает костюмированные балы, маскарады.— Таких девушек в любом портовом кабаке полно. Они же с кораблей бегут!— Мадам прекрасно осведомлена о нравах, царящих в подобных местах, — усмехнулся Улисс.К моим щекам прилила кровь. Мне стало неловко оттого, что я веду такие фривольные разговоры. Что художник подумает обо мне? Я нахмурилась и перевела разговор на другое:— А что такое «Порт-Сен-Мартен» и «Ренессанс»? Вот тут написано. Ты знаешь?— Знаю, — кивнул он. — Это театры на Больших бульварах.— Далеко отсюда?— Нет, не очень. Там, на бульварах, много театров: «Жимназ», «Варьете», «Водевиль», роскошная Парижская опера.— Как я люблю театр! Не пропускала ни одного спектакля, когда к нам в город приезжали артисты на гастроли!— А я, Полин, не большой поклонник театров. Мне просто не хватает на них времени да и желания, хотя можно найти себе развлечение на любой вкус: опера, буффонада, комедия, трагедия, оперетта — залы всегда переполнены. Я понимаю, что тебе сейчас не до театров, но все же посети какой-нибудь из них, развейся.— Интересно, ходил ли Андре в театр? — Я не обратила внимания на его совет. — Может, там мы сможем найти разгадку его смерти?— Знаешь, а это мысль. Однажды я видел его в театре «Ренессанс» — он пришел туда по просьбе Альфонса Мухи, моравского художника, чтобы помочь расписать стены. Владелица «Ренессанса» Сара Бернар заказала тому отделку стен и лож — шикарный заказ, очень выгодный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91