Однажды вечером, когда Остин сидел в пиццерии и дожидался сделанного им заказа, Молли упала в обморок. Она направлялась к раздаточному окошку, потом вдруг остановилась, покачнулась и стала медленно оседать на пол. Остин устремился к ней на помощь, но, когда он до нее добежал, она уже начала приходить в себя.
Остин предложил отвезти ее к доктору, но она отказалась. Поначалу она даже хотела возобновить работу, но вскоре поняла, что ей это не по силам. Не полагаясь на себя, она позволила ему проводить ее домой. Молли снимала крохотную квартирку над грязной, задымленной закусочной, находившейся неподалеку. Остин уложил ее на диван, а затем обследовал холодильник и кухонный шкафчик, но не нашел там никакой провизии.
– А как же талоны на продукты? Вы их что же – не отовариваете? – спросил он.
– Мне пришлось их продать, чтобы выручить немного денег на жилье. Пришлось выбирать: или питаться, или спать на улице.
Ее грустный взгляд надрывал ему сердце. Она напоминала ему беженку: была такая же голодная, несчастная и всеми покинутая.
С того дня Остин стал ее другом и покровителем. Он узнал, что отец ее еще не рожденного ребенка погиб во Вьетнаме, а брат – единственный ее родственник – служил в армии и находился на заморских территориях вдали от Штатов.
Впервые в жизни Остин заботился не о себе, а о другом человеке. Он до такой степени проникся чувствами к этой несчастной, что учеба не шла ему на ум. Он знал, что Молли недоедает и у нее нет средств, чтобы сделать необходимые при беременности анализы и заплатить за прием врачу. У нее не было теплой одежды, и Молли приходила на работу с голыми ногами даже в холодную погоду. Остин хотел помочь ей, избавить ее от тягот жизни.
Он встречался с девушками до Молли. Сначала это были его подружки по школе, а потом – по колледжу. Но он никогда не относился к таким знакомствам всерьез и не встречался с девушками более двух или трех раз. Все они по какой-то неведомой причине вызывали у него скуку, и в их присутствии он начинал зевать. Был даже случай, когда он, будучи приглашенным одной из своих приятельниц на обед, встал из-за стола, сделав вид, что ему нужно в туалет, а сам вышел из дома через заднюю дверь и был таков.
С появлением Молли все волшебным образом изменилось. Остин вдруг осознал, что торопится на свидание с ней, как мальчишка. Когда же свидание подходило к концу и они расставались, он с нетерпением принимался ждать следующего.
Та зима считалась чуть ли не самой суровой за всю историю Айовы, но Остин не замечал холода. Он был влюблен, и его согревали чувства. Любовь эта была непростой, сдобренной душевной болью, но оттого не менее прекрасной.
Через два месяца после того, как Молли впервые появилась в его офисе, Остин сделал ей предложение.
Вот тогда-то он и узнал, что значит жениться на женщине, которая уже любила другого человека…
– Остин…
Ее рука легла ему на плечо.
Это было настолько неожиданно, что он чуть не свалился со своего кресла-каталки.
Молли, разумеется, не хотела его пугать. Просто ее обеспокоило, что он слишком долго сидел без движения, словно обратившись в статую. Заметив, что он вздрогнул, она торопливо убрала руку с его плеча, не зная, что сказать. Муж, всегда смотревший на нее, как ей казалось, с пренебрежением, почти отучил ее разговаривать. Она всерьез стала опасаться, что говорит глупости и каждое ее слово будет им неверно истолковано и встречено в штыки. О чем бы ни заходила у них речь, Остин умел, поставив все с ног на голову, доказать ей, что прав он, и выставить ее дурой.
Не могла же она в самом деле сказать ему, что выглядит он ужасно. Она даже выражением лица боялась дать ему это понять – не то, что заявить ему об этом в открытую. Одетый в больничную пижаму и прикованный к креслу-каталке, он казался ей непривычно маленьким. Его прежде роскошные густые волосы поредели и стали почти совсем седыми. Раньше Остин был всегда аккуратно подстрижен, но теперь неровные, длинные пряди в беспорядке свешивались ему на лоб и падали на воротник. Усилием воли она подавила желание взять со стола щетку и пригладить их.
Брат Молли всегда говорил, что Остин для бизнесмена слишком уж хорош и больше походит на голливудского актера, нежели на биржевого брокера.
Что ж, теперь никто не назвал бы Остина очень привлекательным.
В эту минуту Молли захотелось хотя бы на мгновение увидеть прежнего Остина: красивого, сильного и уверенного в себе.
Неожиданно для себя она негромко, протяжно застонала.
Словно в ответ на этот стон из уст ее мужа вырвался хриплый, болезненный рык смертельно раненного зверя. Потом он стал судорожно шарить сбоку от себя здоровой рукой, пытаясь добраться до висевшей на веревочке пластмассовой подставки с прикрепленным к ней листом бумаги.
Молли взяла подставку, положила Остину на колени и всунула ему в руку карандаш.
Двигаясь, как марионетка, он спустил правую руку с подлокотника, попытался было что-то написать, но карандаш удержать не сумел. Он выпал у него из пальцев и полетел на пол.
Молли нагнулась, подняла карандаш и вторично вложила ему в руку. Подобно учительнице младших классов, она обхватила его пальцы рукой и прижала их к желтому деревянному стерженьку, словно желая показать, как надо правильно держать карандаш.
Очень медленно и неуверенно Остин начал водить карандашом по бумаге. Ценой немалых усилий ему удалось нацарапать одно-единственное слово: ЭМИ?
У него действовала правая рука, поэтому она думала, что почерк у него не изменился. Но после того, как его разбил паралич, он стал писать большими неровными буквами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94