– А теперь одевайся, пока я не утратил решимости. Нас ждут дела.
– Если ты не любишь лошадей по-настоящему, в поло тебе просто нечего делать. – Джордан и Слоун шли вдоль конюшни. Каждое стойло в этом длинном ряду имело запертую низкую красную дверцу. Лошади, навострив уши, поднимали головы над этими дверцами, узнавали Джордана и тихо ржали. – У настоящего игрока эта любовь должна быть в крови. Он может быть последней скотиной по отношению к своей жене, к детям, может, как самый гнусный мерзавец, не заботиться о своей старой, прикованной к постели матери, но со своими лошадьми он должен быть олицетворением благородства.
Слоун улыбнулась:
– Ты имеешь в виду себя?
– Ну, что касается меня, то я еще хуже, – усмехнулся Джордан. – Тебе ли этого не знать.
– У меня-то как раз сложилось совершенно иное впечатление, – возразила она. – Но я, конечно, пристрастна.
– Вот и оставайся пристрастной как можно дольше.
Слоун наблюдала, как Джордан, останавливаясь у каждого стойла, ласково похлопывает лошадей по шее и гладит их. Ее тронула нежность, с какой он это делает. «У его детей будет замечательный отец», – подумала она, и от этой мысли ей вдруг стало почему-то грустно.
А вот клички лошадей, написанные на алюминиевых табличках, висевших на двери каждого стойла, показались Слоун забавными.
– Риф Ларго… Мальтийский Сокол… Касабланка. – Слоун посмотрела на Джордана. – Кто у вас здесь поклонник Богарта?
Джордан широко улыбнулся:
– Каюсь, но это я. Боги – мой идеал настоящего мужчины. Люблю его фильмы.
– Но у тебя, оказывается, есть еще и Энни Холл?
Он пожал плечами:
– Ну, эта кобыла всегда была немного с приветом.
Слоун подошла к следующему стойлу.
– Солитер – какое красивое имя. А его ты дал ей по какой причине?
– На игровом поле она была одной из лучших. – Джордан ласково погладил шею кобылы. – Отец купил мне ее, когда я еще учился играть. Тогда она была у меня единственной опытной игровой лошадью. Вначале я назвал ее Моя Единственная Надежда, но это было слишком длинно, поэтому вскоре кличка стала просто Единственная. А потом я как-то случайно услышал французское слово «солитер», и оно показалось мне очень красивым. Вот так эта кличка за ней и закрепилась. Кстати, Айан говорит, что кличка лошади не имеет никакого значения, но я так не думаю.
– Она красивая, – согласилась Слоун, гладя бархатную морду лошади. – А где выращивают лошадей для поло?
– Удивительно, но таких питомников вообще не существует. Все игровые лошади вначале пробуют себя на скачках. Если они не показывают там хороших результатов, мы их покупаем и тем самым спасаем им жизнь.
– Что это значит?
– Дело в том, что бракованных скаковых лошадей большей частью продают на бойню, где из них делают собачий корм.
– Собачий корм! – воскликнула ошеломленная Слоун.
Он кивнул:
– Это печально, но факт. Большинство лошадей, которых ты видишь на игровом поле поло, особенно в матчах клубного уровня, спасено от бойни игроками. – Джордан снова похлопал Солитер по шее. – Эта старушка уже на пенсии. Для профессиональных игр она уже не годится. Но ее ждет мирная и спокойная старость. Она никогда больше не покинет Мунстоун.
– У вас, я смотрю, настоящая любовь, – вздохнула Слоун.
Джордан улыбнулся:
– Ревнуешь?
– Немного, совсем чуть-чуть.
* * *
– Кажется, Хиллер наконец-то заметил, что в его команде слишком много несчастных случаев. – На этот раз Айан звонил из Далласа. – И как, по-твоему, он отреагировал? Повысил страховку каждого игрока, и лошадей скорее всего тоже. Разумеется, ты знаешь, что страховка выплачивается не игроку, а Хиллеру.
– А собственно, чего еще ожидать от Хиллера! – ответил Джордан. Он сидел на краю постели, зажав телефонную трубку между ухом и плечом, и надевал сапоги.
– Понимаешь, – сказал Айан, – если кого-то из игроков вдруг постигнет неожиданная смерть, Хиллер получит полную страховку и практически ничего не потеряет.
– Я же и говорю, это очень на него похоже. Произошло что-то еще?
– Нет. Пока все тихо. Если не считать аварии трейлера. Кажется, что-то с тормозами, но никто не пострадал. Лошадей в этот момент в трейлере не было.
– Понимаю, – тихо произнес Джордан.
«А если бы были… Господи, я, кажется, становлюсь параноиком!»
– Ты что, Джорди, действительно собираешься жениться на моей маме? – Тревис сидел на верхней жерди забора и наблюдал, как Джордан седлает лошадь.
Джордан метнул на мальчика быстрый взгляд.
– Если бы я не намеревался это сделать, приятель, – ответил он, проверяя подпругу, – то не стал бы приглашать ее сюда.
– Думаешь, она согласится?
– А почему нет?
– Ты просто не знаешь ее. Маме ничего не стоит дать задний ход. Она вообще ни с кем из мужчин дружбу долго не водит.
– Ну что ж, все когда-нибудь нужно начинать в первый раз. – Джордану очень хотелось бы узнать, со сколькими мужчинами Слоун в прошлом «водила дружбу».
Тревис печально покачал головой:
– Мама очень боится потерять свободу.
Джордан рассмеялся:
– То есть попасть в тюрьму?
Тревис пожал плечами:
– Свободу в любой форме.
– А почему ты так думаешь? – спросил Джордан, прикрепляя стремена.
– Я же сказал. Рядом с ней никто из мужчин долго не задерживался. – Тревис спрыгнул с забора. – Даже мой отец.
– Может, она просто никого по-настоящему не любила?
– Возможно. – Тревис подошел ближе. – А вот тебя, похоже, любит. И за дело.
– Спасибо за доверие, дружище. – Джордан взъерошил мальчику волосы. – Ну а теперь начнем твой первый урок верховой езды.
– Твой сын считает, что ты сбежишь из-под венца.
Закатав брюки до середины икры, Джордан и Слоун шли босиком по мокрому песку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94