Из ящика у телефона послышалась скороговорка:
— «Квартира инженера Тунгусова. Кто говорит?»
— «Какая квартира! Мне нужен Швейкоопремонт…»
Цок!
— «Квартира инженера Тунгусова. Кто говорит?»
— «Николай, это ты?!»
Тунгусов склонился вдруг к аппарату, напряженно вслушиваясь.
— «С вами говорит автомат. Тунгусова нет дома: он будет в семь часов…»
— «Автомат? Странно, я узнаю твой голос…»
— «…Что ему передать?»
— «Странно, удивительно! Я приду сегодня после семи».
— «Хорошо. Это все?»
— «Неплохой у вас автомат, товарищ Тунгусов… Все!»
Цок!
Тунгусов медленно выпрямился. Кто это? Почему не назвал фамилию? Институтские товарищи да и все знакомые давно знают об автомате, а этот даже не поверил.
Уже начали было копошиться какие-то далекие воспоминания; интонации в голосе неизвестного привели в движение сложнейший потайной механизм мысли; неуловимые ассоциации, как зубцы часовых шестеренок, стали цепляться одна за другую. Но тут движение оборвалось.
Пока действовал автомат, трое на диване, как тетерева на дереве, вытянув шеи, молча следили за манипуляциями Тунгусова.
— Замечательно! Вот это действительно удобная штука, — не выдержал толстый Ованесян. — Это тоже ваше произведение?
Казелин задал несколько технических вопросов. Он, конечно, сразу понял принцип действия аппарата; интересны были детали конструкции.
Таранович, обескураженный провалом своей «тактики», усиленно восхищался «остроумной машинкой». Тунгусов молчал.
— Это автоматический секретарь, — сказал он, наконец. — Обыкновенная магнитная звуковая запись. Подобные игрушки у нас теперь могут делать двенадцатилетние пионеры на своих технических станциях. Так что удивление ваше мне непонятно. Интересно другое. У вас в отделе изобретений уже года три лежат чертежи и подробное описание простой и удобной конструкции этого «секретаря», и ни один абонент в Союзе даже не знает о его существовании… Да, по-видимому, и вы сами этого не знаете.
Таранович хотел было ответить, но Тунгусов предупредил его:
— Однако мы собрались сейчас не для этого. Приступим к делу. Итак, повторю кратко то, о чем я писал в своем заявлении в главк. Я предлагаю заменить современный проводной телефон радиотелефоном на ультракоротких волнах. Прежде всего: нужно ли это? Разберемся. Вот товарищ Казелин, очевидно, хорошо знает телефонное хозяйство и скажет нам сейчас, во что и во сколько оно обходится Советскому государству.
— Ну, это надо подсчитать, — промычал тот, закуривая.
— Точные цифры нам сейчас не нужны. Приблизительно: сколько металла, какие суммы? Это же ваше хозяйство!
— У нас все цифры имеются, товарищ Тунгусов, это целая библиотека! Нельзя же…
— Жаль, жаль, товарищ Казелин! Следовало бы познакомиться с цифрами, знать хотя бы общие масштабы.
Тунгусов начинал свирепеть.
— Ну, хорошо, тогда я сам скажу вам, что такое наша современная телефонная сеть…
В дверь постучали.
Тунгусов метнулся к двери, с досадой распахнул ее… Взоры присутствующих привлекла неожиданно возникшая картина — «портрет» молодого человека во весь рост, написанный смело, пожалуй, даже несколько аляповато, резкими и яркими мазками. Уж очень сияло белизной его удлиненное, отлично выбритое лицо с тяжелым «волевым» подбородком, слишком черными и широкими казались брови, застывшие над совсем уже неправдоподобно-синими глазами, с лукавинкой устремленными на Тунгусова…
Впечатление картины создавали тяжелая рама двери, яркий свет из комнаты, сверху, темный фон позади и, главное, абсолютная неподвижность человека. Одетый в военную шинель, он молча стоял у порога, вытянувшись, как на параде.
Секунду Тунгусов прищурившись, всматривался, приближаясь к нему, потом узнал, бросился навстречу…
— Федька! Федька, черт!..
— Узнал? Автомат паршивый…
Они крепко обнялись.
— Это ты звонил! Я почувствовал было, да не поверил. Очень уж ты основательно исчез. Ведь, кажется, пять лет. Как неладно получилось! Ну, раздевайся, садись и жди. Мы скоро кончим…
Тунгусов решительно повернулся к «комиссии». Немалых усилий стоило ему вернуть разлетевшиеся мысли к прерванному разговору.
— Итак… телефонная сеть, — напомнил он. — Прежде всего это ценные цветные металлы: медь, свинец, олово. Каждый год Москва зарывает в землю несколько десятков тонн этих металлов. Пока зарыто четыре с половиной тысячи тонн меди, девять тысяч тонн свинца. Часть этого количества уже истлела — съедена коррозией. Армия монтеров, каменщиков и землекопов, обслуживающая это погребение металла, насчитывает десять тысяч человек. Стоимость всего московского телефонного хозяйства исчисляется сотнями миллионов рублей. Если мы заменим наш телефон ультракоротковолновым, тогда не только прекратится это ежегодное уничтожение металла, но государство сразу получит весь металл, зарытый в течение последних десятилетий. Это около тринадцати тысяч тонн меди и свинца. В одной только нашей столице!
— Есть о чем подумать! — произнес Ованесян, сбоку поглядывая на Казелина.
Таранович усердно вычислял что-то в записной книжке, бормоча: «Позвольте, позвольте…» И Тунгусов понимал, что ничего он не вычисляет, а только делает вид, что вычисляет. Казелин, настороженно слушая, курил.
— Современный телефон — уже архаизм. Телефонная сеть растет буквально с каждым днем. Вы представляете, каким громоздким станет скоро наше подземное хозяйство, если каждый аппарат мы будем и впредь связывать с районной станцией особым проводом? Это ли передовая техника? Связь на ультракоротких волнах — радиосвязь — поднимает технику телефона на новую, высшую ступень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175