На полпути его остановил часовой, и он предъявил ему пропуск. Часовой козырнул и отошёл в сторону.«Важная птица. Разгуливает, где ему вздумается».Вернулся он только к вечеру. Вид у него был немного встревоженный и одновременно усталый.— У вас все готово? — спросил он,— Давно. Вот здесь, на бланках, все написано.Несколько секунд он молча рассматривал мои записи, а затем поднял на меня свои близорукие глаза.— По-моему, бессмысленная работа, — сказал он как-то неопределённо.— Не знаю. Доктору Граберу и доктору Шварцу виднее.Фернан пожал плечами:— Я совершенно не понимаю, для чего нужно вполне благопристойных кроликов превращать в каменных кроликов. Кому вместо хороших сочных помидоров и бананов нужны каменные помидоры и бананы?Я насторожился и пристально взглянул на него. За все время моего пребывания здесь со мной никто так откровенно не говорил о делах, происходящих в институте Грабера. Может быть, это провокация? Может быть, немцы заподозрили, что я уже слишком много знаю, и просто хотят выяснить, как много мне известно? Я плотно сжал губы и ничего не ответил.— Ну хорошо. Спокойной ночи, — сказал Фернан и ушёл.В течение нескольких дней он не появлялся. За это время произошло событие, которому суждено было стать решающим во всей этой истории.Как-то вечером после работы я позвонил фрау Айнциг, чтобы сверить часы. Она сняла трубку и, произнося знакомое мне «алло», вдруг перестала со мной говорить. Вместо её голоса я внезапно услышал несколько голосов. Разговор был не очень внятный, торопливый, но очень скоро смысл его дошёл до моего сознания. Кто-то сообщал фрау Айнциг, что получена радиограмма о прибытии в институт крупного начальства. В связи с этим что-то нужно было сделать, с чем-то поторопиться, за кем-то послать. Дата прибытия точно не установлена. Айнциг повесила трубку, и я больше ничего не услышал.На следующее утро на территории института началась беготня. Я видел, как Шварц несколько раз торопливо прошёл из своей лаборатории в южную и обратно, как из южной лаборатории пробежали трусцой в здание Грабера несколько человек в белых халатах, как по дороге вдоль восточной ограды взад и вперёд метались рабочие.В этот день обо мне забыли.Однако вскоре после обеда в моем помещении появился Фернан. С первого же взгляда было ясно, что он очень взволнован, и я даже не удивился тому, что он не принёс никаких препаратов для анализа.— Чем могу служить? — спросил я насмешливо, понимая, что немцы переполошились из-за приезда начальства.Фернан виновато улыбнулся и как-то очень просто сказал:— Ух, забегался! Решил у вас отдохнуть…— Отдохнуть?— Да. Вы не возражаете, если я у вас посижу несколько минут?Я пожал плечами и показал на стул. Он сел и проговорил:— Прошу вас, если придёт доктор Шварц, рассказывайте мне что-нибудь о своей работе. Это будет выглядеть так, будто я пришёл к вам по делу,Я внимательно посмотрел ему в глаза. Все это начинало меня злить. Я спросил:— Вы, наверно, думаете, что я безнадёжный идиот и не понимаю, что значит вся эта комедия?— Комедия? — Он даже привстал. — По-моему, это не комедия. Может быть, для вас, но не для меня…— Господин Фернан, давайте договоримся: если вам поручили за мной следить, то делайте это как-нибудь поумнее…Он опустил голову, потёр рукой лоб и тихонько засмеялся:— Черт возьми! А ведь верно, какое право я имею на ваше доверие? Никакого…Мне показалось странным, что он так говорит. Вёл он себя очень непосредственно.Подумав, он вдруг заговорил снова:— Хорошо. Давайте будем откровенны. Другого выхода у меня нет. Только ответьте мне на один-единственный вопрос. Он может вам показаться странным, но для меня это важно. Согласны?— Смотря какой вопрос, — насторожённо сказал я.— Вы любите Францию?Пока я думал, он смотрел на меня широко раскрытыми чёрными глазами, излучающими какой-то глубокий душевный жар… Я внезапно почувствовал, что передо мной не тот человек, за которого я его принимал.— Если это так важно, я могу ответить: да.— Я вам верю. Слушайте. — Он перешёл на шёпот: — Я не Фернан, и мне грозит опасность…Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Он смотрел мне прямо в глаза, и в них я не находил ничего, кроме искренности…— Кто же вы тогда? — прошептал я.— Вы это узнаете в своё время. Но я не немец. И не француз…— Пойдёмте в рентгеновский кабинет. Там можно запереться и поговорить, чтобы нас никто не услышал, — прервал его я.Мы прошли в рентгеновскую лабораторию, и я включил установку. В комнате стало шумно. Фернан наклонился ко мне и сказал:— Я приехал сюда по документам некоего Роберта Фернана из Мюнхенского исследовательского центра. После войны этого Фернана приговорили к пожизненной каторге за медицинские и биологические опыты над военнопленными. Однако с помощью своих западных коллег он вскоре оказался на свободе и занял важное положение медицинского советника при нынешнем правительстве в Бонне…— Да, ну, а вы…— Я недаром спросил, любите ли вы свою родину. Дело в том, что моя родина — здесь…— Здесь? В Африке?— Да, здесь, на этой самой земле. Нас давно уже тревожит то, что тут окопались немцы. Им в этом помогли заокеанские друзья нашего нынешнего правительства. Но с этим пора кончать.Последние слова Фернан произнёс решительно, как призыв, и выпрямился во весь рост. Мне вдруг стало стыдно за то, что я европеец.— Постойте, одну секунду, Фернан… или как вас… Но ведь, насколько я знаю, Грабер ведёт лишь научные исследования.— Научные? — Он резко наклонился к самому моему лицу. — Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…— Неужели и Грабер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28