Но он не лежал спокойно в этой кровати, не успев лечь, он издал длинный, ужасно прозвучавший вздох – нет, это был не вздох, во вздохе можно услышать какое-то облегчение, это был скорее кряхтящий стон, глубокий, жалобный грудной звук, в котором смешались отчаяние и страстное желание облегчения. И во второй раз этот звук, от которого шевелились волосы, этот молящий стон, похожий на стон смертельно больного, и снова никакого обчегчения, никакого покоя, ни единой секунды отдыха, и вот он уже снова выпрямился, схватил свой рюкзак, быстрым движением выхватил из него свой бутерброд и при каждом укусе снова подозрительно осматривался по сторонам, словно в лесу затаились враги, словно по его следам шел ужасный преследователь, от которого он оторвался на очень короткое, становящееся все короче расстояние и который в любой момент мог появиться здесь, на этом самом месте. В кратчайшее время бутерброд был проглочен, туда же последовал глоток из походной фляги, после чего все превратилось в сбивчивую спешку, паническое бегство: походная фляга была брошена в рюкзак, рюкзак на ходу заброшен за плечи, шляпа и палка схвачены одним рывком, когда он уже переходил на бегущий шаг, пыхтя, прочь отсюда сквозь кусты, шелест, треск сучьев, и затем со стороны дороги похожий на удары метронома стук палки по твердому асфальту: тук – тук – тук – тук – тук… – который быстро удалялся.
Я сидел на своей ветке, плотно прижавшись к стволу ели, я даже не знаю, как я снова туда попал. Я дрожал. Мне было холодно. У меня вдруг совершенно пропало желание прыгать вниз. Мне теперь это казалось смешным. Я не мог больше понять, как я мог дойти до такой идиотской идеи: убить себя из-за какой-то сопли! И ведь я только что увидел человека, который всю свою жизнь убегал от смерти.
Прошло, наверное, пять или шесть лет, пока я не встретил господина Зоммера в следующий и одновременно в последний раз. Конечно, за прошедшее время я его видел довольно часто, ведь было практически невозможно не видеть его, который был всегда в пути, где-то на проселочной дороге, на одной из множества маленьких тропинок вокруг озера, в чистом поле или в лесу. Но я не особенно замечал его, мне кажется, что его особо не замечал больше никто, его видели так часто, что на него просто не обращали внимания, как на хорошо знакомый инвентарь или что-то неотделимое от картины местности, при виде которого никому в голову не придет каждый раз удивляться и кричать: «Смотри, вон стоит колокольня! Смотри, вон стоит школьная гора! Смотри, вон едет автобус!..» И в крайнем случае, когда мы ездили с моим отцом по воскресеньям на скачки и приходилось по дороге его обгонять, мы ради развлечения говорили: «Смотри, вон идет господин Зоммер – он накличет на себя смерть!» – и имели при этом в виду уже совершенно не его, а имели в виду наше общее воспоминание о дне того кошмарного града много-много лет назад, когда мой отец употребил тот стереотип.
От кого-то мы слышали, что его жена, кукольница, вроде бы умерла, но никто не знал точно, когда и где, и никто не был на ее похоронах. Он не жил больше в полуподвале мастера малярного цеха Штангльмайера – сейчас там жили Рита и ее муж, – а он жил несколькими домами дальше, под крышей у рыбака Ридля. Но он бывал там чрезвычайно редко, говорила позже фрау Ридль, а если и бывал, то очень недолго, лишь для того, чтобы что-то перекусить или выпить чашку чая, после чего убегал снова. Зачастую он целыми днями не появлялся дома, даже для того, чтобы поспать; где он бывал, где он проводил ночь, спал ли он ночью вообще или может бродил и день и ночь напролет – всего этого никто не знал. Это никого и не интересовало. Сейчас у людей были другие заботы. Они думали о своих автомобилях, своих стиральных машинах, о своих системах для поливки газонов, а совсем не о том, куда какой-то странный старик кладет свою голову для сна. Они говорили о том, что они слышали вчера по радио или видели по телевизору или о новом магазине самообслуживания фрау Зирт, но совершенно ничего – о господине Зоммере! Господин Зоммер, хотя и попадался время от времени на глаза, в сознании других людей больше не существовал. Время господина Зоммера, как говорят, прошло.
Но не мое! Я продолжал идти со временем в ногу. Я был на вершине времени – во всяком случае, мне так казалось, а иногда я чувствовал себя даже впереди своего времени! Рост мой был уже почти метр семьдесят, весил сорок девять килограммов и носил обувь сорок первого размера. Я как раз ходил уже в пятый класс гимназии. Я прочитал уже все сказки братьев Гримм и еще половину Мопассана. Я уже выкурил полсигареты и посмотрел в кино два фильма об австрийской императрице. Еще немного времени, и я получу ученический билет со страстно желаемым красным штампом «старше 16», который даст мне право ходить на фильмы с ограничением возраста и без сопровождения «родителей и/или воспитателей» посещать до 22 часов общественные кафе. Я мог решать уравнения с тремя неизвестными, смастерить кристаллический детектор для приема на средних волнах, рассказать наизусть начало «De bello Galico» и первые строфы Одиссеи, даже если я не знал ни слова по-гречески. На пианино я больше не играл Диабелли или ненавистного Хесслера, а вместе с блюзами и буги-вуги играл знаменитых композиторов, таких как Гайдн, Шуман, Бетховен или Шопен, а случающиеся время от времени приступы гнева фройляйн Функель я переносил стоически и даже про себя ухмыляясь.
Я уже почти не лазил по деревьям. Теперь у меня уже был собственный велосипед, а именно бывший велосипед моего брата с гоночным рулем и трехступенчатым переключением скоростей, на котором я побил старый рекорд в тринадцать с половиной минут, затратив на поездку от Унтернзее до виллы Функель двенадцать минут пятьдесят пять секунд, побив предыдущий рекорд как минимум на тридцать пять секунд – засек на своих собственных наручных часах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18